Азов
Шрифт:
Савин настаивал:
– Водилось это на Дону или не водилось, а ты поезжай и передай мое твердое слово всем казакам.
– Я поеду в Черкасск, но знай: скажу там то, что я сказал и тебе. Иного и не жди ответа! Побольше тебя были у нас послы – и те ходили к войску. И ты пойдешь к нам. Все грамоты царские в кругу у нас читают – и ты в кругу читать будешь. Не будешь читать – знать, и грамоты государевой у тебя никакой нету! Плыви назад!
Савин раздраженно сказал:
– А я к
– Пойдешь! – повелительно ответил Татаринов. Круто повернулся и, тяжело ступая, сошел со струга на берег. Там сел на коня и помчался в Черкасск.
…Черкасск шумел, словно буря перед грозой. Поносили стрельцов. Ругали послов. На чем свет стоит извергали бранные слова на воеводу Карамышева.
Приехал к ним Татаринов, собрал всех и говорит:
– Атаманы и казаки войска Донского! Виданное ли то дело: посол Андрюшка Савин для зачтения царских грамот сзывает всех нас к своему стругу!..
Черкасск загудел:
– Невиданное то дело! Не пойдем! Идем к часовне…
Повалили все к часовне – месту сборов и совещаний.
Казаки бушевали.
– Посла – в куль да в воду! Глядишь – и царь поумнеет!.. Зови послов! Зови!
– Которого посла? – спросил Старой.
– Турского!
– Андрюшку Савина зовите!
– Боярина давай!
– Стрельцов всех перебьем!
– Давай посла! Ишь, войска из Москвы нагнали к нам.
– Эй, потише! – закричал Татаринов. – Убийства на Дону не будет!..
– Будет!
– Нас с Дону хотят столкнуть!
– Дон без крови никому не отдадим!
– Воеводы творят непотребное!
– Бить воеводу доразу!
– А ну потише!.. Савин едет!
В это время, окруженный стрельцами, въехал Савин.
– На круг! На круг! На круг!
– По-о-ти-ше! Все затихли.
Дрожащим голосом, но нарочито повелительно Савин произнес:
– Казакам и атаманам Дона должно быть ведомо, что государь изъявил свой гнев и немилость…
Все снова зашумели:
– А хлеба нам не дал?
– Посол турской сказывал неправды всякие!
– Из-за султана поганого немилость?
– За море синее! – крикнул Андрюшка Савин. – Вы во Царьграде жгли корабли, Галату-город.
– Султан Азовское море захватил. Мы к ним не лезем. Пускай сидит в Стамбуле!
– Пускай сидит!
– А на море пускай нам дороги не перекрывают железными цепями! И чтоб нам свободно плавать по морям. Вот что!..
– Послы боярские!.. С Царьградом мир, а на Дону война!.. Карамышев пришел казнить да вешать!
– Кого казнить! – спросил, притворясь непонимающим, посол. – Солгали вам…
– Не солгали! За турского посла послали казаков в остроги!
Савин испугался, когда к нему близко подошли, засучивая рукава кафтанов и зипунов, разгорячившиеся казаки.
– Ну, собачий сын! Притих? Читай нам грамоту. С печатью ли?
Посол побледнел:
– С печатью грамота. Печать большая, и подпись дьячья стоит на загибке, и титло царское.
Выступил Старой:
– Не то молвишь, посол. Не та грамота. Такову грамоту государи пишут равному себе – государю. Султану то писано.
Савин смутился. Полез за пазуху и достал другую грамоту.
– Чур, перепутал, казаки! – проронил он подавленным голосом.
– Не путай! – крикнули сзади. – Коли нам государь пишет, аль воеводам, аль запорожскому славному войску, – то печать на грамоте не глухая, а створчатая, а дьячьей подписи на ней не бывает, а титло царское – всё сполна.
– Чур, перепутал! – опять залепетал Савин.
– Долой посла такого! – закричали многие. – Не любо нам слушать его брехню. Он цареву грамоту попутал… Тяните на круг боярина Карамышева! Тяните! Пускай сам боярин читает нам грамоту.
Ватага с криками: «Тяните на круг боярина!» понеслась к стану, где находился Карамышев.
Фролов сказал со вздохом:
– Крови бы на Дону не пролилось! Крови не надо бы!
Но огромная взбудораженная толпа галдела:
– Побьем послов до смерти! Ответ держать нам перед богом.
– Добром послов встречали.
– Фому схватить да в воду!
Кинулись к стругу послов и приволокли Карамышева на круг к часовенке.
– Читай! – кричали повелительно.
Боярин встал с земли покачиваясь, но шапки не снял.
– Шапку сними! – кричали.
А он, гордец, стоял молча и смотрел на казаков. Потом взял из рук Савина грамоту и стал читать.
– Постой! – бешено заорали. – При царском имени – да шапку не снимает!
Точно искра, попавшая в пороховую бочку, подействовала заносчивая неосторожность и без того ненавистного боярина.
– Ты похвалялся всех перевешать на Дону? – спросил его кто-то из атаманов.
– Не похвалялся я, – ответил боярин твердо.
– Ты вызвался идти на Дон своей волей?
– Не своей волей, а по велению государя…
– Ты хвастался послам, что всех нас до единого вином зальешь, а после будешь вешать?
– Не хвастался. А и не велика была б беда!..
Все сильней и сильней росло возбуждение казаков. Сабли сверкали.
Толпа, колыхаясь, двинулась на боярина.
Карамышев разинул рот, но не успел сказать: сабли со свистом опустились на его голову.
Мстительный гнев не утихал. Окровавленного боярина потащили к Дону и с размаху кинули с крутого берега. Плюхнулся телом боярин и стал тонуть, оставляя в воде кровавые круги.