Азов
Шрифт:
Ульяна, еще раньше вышедшая на шум из землянки, молча оглядела запорожского атамана, резко повернулась и пошла в землянку. Когда она скрылась, запорожец, проводив ее глазами, почесал рукояткой плетки в затылке.
– Да-а! – проговорил он протяжно. – У людей е жинки тай диты, живуть як у батька за пазухой, а ты вот скачи, куды очи глядять, рубай головы, кто даст рубать, а то гляди – тоби самому зрубають!
– Далеко ли путь-дорогу держите? – спросил Старой.
– А ты спытай у сороки, куда вона летае? Купив я соби дуду на свою биду, став дуть – аж слезы йдуть. Набрав
– Читали о том в царских грамотах, – сдержанно сказал Старой. – Султан Амурат пошел к Багдаду.
– Ну, вот и дило нам е!..
– С Чигирина?.. – спросил Старой.
– Буряк не дурак, на дорозе не росте: бить турков добре будем! – сыпал прибаутками запорожец.
– А где же ваш батько Богдан Хмельниченко?
– А ты хиба знаешь Богдана?
– Как же не знать! На море ходили вместе.
– Да ну! На море ходили? А хто ж ты, казачина?
– Атаман Старой, слыхал?
– Ай, ну? Перехрестысь! Не вирю!
Старой перекрестился.
– Теперь вирю! Да ты ж, кажись, до нас в Чигирин приходыв?
– А ты не Петро ли Матьяш? – спросил Старой.
– Он самый.
– Купцом будешь: едва узнал.
Петро Матьяш соскочил с коня и лихо гаркнул:
– А ну, хлопци, добры запорожци, слизайте с коней!
– Слизай с кон-н-ней! – скомандовали есаулы.
Запорожцы спешились. Коней в поводках держат. Шапки сняли. Приглаживали вспотевшие оселедцы [52] . А Матьяш жарко хлопнул ладонью, здороваясь со Старым:
52
Оселедец – прядь волос, оставлявшаяся на макушке бритой головы.
– Ты будто у меня про Богдана пытав? – спросил он. – Богдан с поляками воюе. А управится ли, того не знаемо. Жизнь в Запороге невмоготу. Шляхта забила нас. Паны всякие на шею сели – Острожские, Вишневецкие, Конецпольские, Потоцкие, Смотрицкие!.. Смоленск забрал собака-пан. И Вкраине ридной нема спасения. Вот то ж Богдан и хоче королю-пану зробить тее, щоб пан-король Владислав стояв до горы очима, а до земли плечима, або аж раком до Кракова. А нам що треба? Не зивай, казак, – на то великий ярмарок!.. Гайда в подмогу персидскому шаху – туркив бить.
– А ты, Петро, добрый запорожский атаман, останься в Черкасске, – сказал Старой. – Пускай отдохнут твое войско и кони. Мы с тобой потолкуем за чаркой вина да обсудим, как дальше быть, какому царю служить. Войско у тебя большое, справное… А идти вам куда? Искать счастья, не зная, где лежит оно? В чужих краях гулять – опасный промысел! Пойдем-ка в мою землянку. За войско свое не бойся. Вот вскоре вернутся наши казаки с ловли – накормим вас свежей рыбкой.
– Ладно! – сказал Петро Матьяш. – Гей! Казаки, славные запорожци! Расседлывай коней! Сворачивай с дороги! Рыбкой покормят нас на Дону – свежатиной!
Четыре тысячи казаков Запорожского войска свернули с дороги в поле, расседлали коней, расположились на земле. Матьяш, размахивая руками, пошел со Старым в его землянку.
– Ульяна! – сказал Алексей, весело открывая двери. – Возьми-ка у соседей бочонок вина. Скажи там, чтоб сбегали за атаманами: пускай зовут Каторжного, Татаринова, Наума Васильева. Пожаловал к нам гость дорогой – Петро Матьяш.
Ульяна, накинув полушалок, быстро вышла, а за ней, уцепившись за юбку, побежал и Якунька.
Атаманы явились скоро. Когда они вошли и поздоровались, Петро Матьяш недоверчиво посмотрел на них и, сняв свою свитку, повесил ее на колок возле двери.
– А ты бы, голубонька моя, – сказал ласково Старой вошедшей Ульяне, – на солнышке погрелась.
Ульяна вышла, обласкав глазами мужа. Атаманы молча уселись за стол. Познакомились с гостем.
– Ну, говори дело, куда идешь, Матьяш? – спросил Татаринов.
Петро сказал, что идет он с войском в Персию «добывать для казаков счастья».
Атаманы рассмеялись. Матьяш обиделся.
Старой сказал:
– В такую даль вести войско! А еще найдете ли счастье у персиян?
– Найдем, – уверенно сказал Матьяш
Наум Васильев промолвил:
– Слава и добыча рядом… Пей!
– А где ж? – недоверчиво спросил Матьяш.
– В Азове, – сказал прямо Татаринов, – в Крыму… Ну, пей!..
– Придумалы, браты… Эге! Я не дурний. Я голову свою кидать зазря не буду. Гей! Султану дай – зрубае, царю отдай – смахне голову секирой острой… Азов запорожцам – нескладная игрушка. Переколотят всех гарматами… В Кизилбаши нам ехать, то дило!
– Ну, пей еще! Хлебни из царской чаши, – смеясь, сказал Татаринов. – Ты больно несговорчивый. Запасов, брат, мы имеем множество: и пороху, и свинца, и хлеба, и рыбы всякой. Самый счастливый случай… Пей! Саблю держи вострей!
Матьяш пил жадно, но твердил свое:
– Дило, хлопци, погане! Оставайся, казачина, ночуваты, а завтра повечеряешь… В уме ли вы, браты: Азов брать?!
Атаманы стали горячо доказывать ему выгоду взятия Азова.
– Твоих – четыре тысячи, – говорил Иван Каторжный, – да наших наберется пять. Не опрокинем турка? Ну! Попомни смертный час, дай руку! Турки искони надругаются над нашей православной верой. В полон брали они отцов, сестер и матерей наших, за море продавали, везли в Чуфут-кале. Освободим, Петро Матьяш, единокровных братьев, а басурманов склоним под саблю острую! Не думай долго. Эх, сидел бы тут за столом ваш батько Хмельниченко – другое б дело было!
Матьяш, подумав, спросил:
– А гарматы, хлопци, у вас е? У азовцев, слышал я, проломных гармат три сотни и малых гармат сотня.
Татаринов засмеялся пренебрежительно:
– У нас четыре фальконета! Поди, не мало?
– Го-го! – сказал Матьяш. – То ж дерзновенно, хлопци! Нам же не сдужать турка. То ж невозможно!
– Нам то возможно, Матьяш. Ты вот что скажи: пойдешь с нами? А ежели не пойдешь, то ты о том нигде не объявляй. Убьем! Пойдешь – вся слава пополам.
– А царь? Что скажет царь? Казнит!