Азов
Шрифт:
Степан сказал:
– У нас-то всего два атамана: Кондрат Кропива да я, два есаула. Всех казаков – сто сорок! Да только у нас казна пустовата. Нет сабель, нет пороху, нет и свинца. И стругов походных нету.
Татаринов опять глянул на стариков.
– Ну, стало быть, – сказал он, – вам надобно сто сорок сабель?
– А ежли больше дашь, возьмем и больше – пригодятся.
– А где ж мне сабель взять? – спросил Татаринов.
– Бери где хочешь…
Тут старики засмеялись. А Степан нахмурился, сверкнул глазами, полными огня, сказал:
– Чего же насмехаетесь? Когда вам царь дает в Москве свинец да порох, он так же насмехается?
– Ну
– А ружья дашь? Без ружей нам нельзя…
– Ружей, Степан, поди, и нам не хватает. Вот отобьем у турка, нет – у татарина, – и ружья непременно дам.
Степан сиял от радости.
– Ну, порох да свинец, – сказал Татаринов, – ежли покажете нам дело храброе, я тоже дам. Не постою за тем. Вот скоро Каторжный нам привезет посылку от царя. Но может статься, что от царской посылки достанется каждому, когда поделим, хлебного запасу по зерну, свинцу по пульке, а царского сукна – всем по вершку.
– А струги дашь?
– Вот-те и Разин, – сказали старики. – Тимошкин сын! Казак удалый! Далече ль плыть собрались?
– В Царьград! – не долго думая, ответил Степан.
– Ха-ха! В Царьград! Ну и хватил! – сказал Татаринов. – Да ведаешь ли ты, детинка, где есть Царьград? Далече, брат-казак, задумал плыть.
– Ха-ха, – смеялся дед. – Тимошкина детинка поплывет к султану Амурату в гости! Да на море твой струг хуртина [55] перекинет.
– А я, дедусенька, – сказал Степан, – не в гости к султану собрался. И не один я, дедусь, пойду в Царьград, а как пойдете все, так и мы пойдем. И пора бы нам, дедуся, ходить в походы вместе с вами.
55
Хуртина – шторм.
Старик сказал Татаринову:
– Дай-ка им те четыре стружка, кои ныне волна на берег выкинула. Починят, проконопатят, просмолят. Пускай по Дону казачата плавают, смекалку в воинском деле набивают. Когда-нибудь и они пойдут к Царьграду!
– Четыре струга дам! – пообещал Татаринов.
И Степан Разин, словно птенец из гнездышка, выскочил из войсковой избы.
И началось для Степана Разина и для его смелых сверстников то самое золотое детство, которое не забывается.
Атаман Татаринов бывал в Черкасске наездами, но он не позабыл того, что пообещал Степану. Он сдержал свое слово – дал малому «войску» сто сорок татарских сабель, четыре средних, выкинутых на берег реки струга, в придачу подарил малолеткам четыре крымских зурны да два барабана. И сто сорок донцов-птенцов приводили в порядок дареные татарские сабли, разбитые струги, рваные барабаны. Птенцы-удальцы понимали, что не только их отцам, дедам и прадедам на роду было писано биться с врагами насмерть, добывать счастье острой сабелькой, складывать по широким ковыльным степям удалые головы. И, видно, не так далеко было то времечко, когда и им доведется крепко-накрепко пытать свое счастье да землю беречь. Им тоже доведется скакать в Москву станицами, с царями говорить, просить свинец да порох.
И Степану повезло. Старший его братан только что вернулся от запорожцев, куда он ездил спешно с войсковым делом по наказу атамана Алеши Старого, привез он – заглядишься! – в подарок младшему брательнику штаны сукна синего, широкие, как Дон-река, сорочку словно снег белую, с мехами на вороте, шапку-кудлатку да тонкой сапожной работы, по точной мерочке, чеботки. Да еще добрый братан Иванушка не позабыл привезти Степану от запорожцев красной тягучей шерсти длинный кушачок.
Принарядил он Степана на зависть другим казачатам и на великое удивление всем девчатам Черкасского городка.
– Ты, – говорил ему напутственно старший брат, – носи мой подарок только в большие празднички. Не изорви подарки, как, бывало, ты рвал любую одежонку в мелкие клочья, глядеть бывало противно на тебя. Не изорви чеботочков, складно скроенных, ишь они какие выдались: остроносые, холявки длинные, узорами писаны, а каблучки почти боярские. Гляди, Степан, доглядывай!
Но где там глядеть, доглядывать?! Не таким Степан родился. Надел все даренное Иваном и сам удивился – снимать не захотелось, праздников он не захотел ждать. Вылетел орлом на улицу, махнул мимо подворья Татариновых, думал, Татьянка глянет, и стрелой-молнией полетел к майдану. А на майдане ребята острили ржавые сабли песком да песчаным камнем.
Прибежал Степан на майдан. У «войска» дело шло жарко, ловко, расторопно. Степан сказал:
– Похвально! Эх, ядерное-то дело шибко пошло у нас, да ядер-то у нас нету… Пороху-то у нас не-ту-у? Братцы! Да как же нам-то быти ноне без пороху да ядер?!
Увидали казачата Степана пригожим, нарядным, обступили, Кондрат Кропива сказал:
– Вот-те и н-на! Ядер? Пороху? А на что нам ядра? Под ядра пушка понадобится. А где мы ее брать будем?
Степан сказал:
– Все будет, все будет у нас, ребятушки… И ядра будут, и пушки будут с ядрами. А порох да свинец отвагой добудем.
Ванька Чирий ходил вокруг Степана, глядел да разглядывал, и больше всего ему понравились высокие каблучки на его сапожонках. Захарка спросил Степана:
– Кто же это тебя, Степанушка, в такую красоту привел?
Степан, не гордясь, ответил:
– Братан мой Иванушка.
– Добрый у тебя братан, – трогая руками рубаху белую, сказал одноглазый казачонок, одетый в рубище. – Теперь ты, поди, Степан, и войско свое покинешь?
– Ты здеся-ка? Эх! Задери тебя козел бородатый. Ты больше всех мне нужен… Слетай-ка пулькой в землянку да живо-наживо принеси мне овечью стрижку-ножницу. Мы будем наше войско стричь… А сабли у нас готовы?
Кондрат Кропива сказал:
– Сабли готовы, очистились, блестят что солнце.
– А струги у нас готовы?
– И струги готовы. До берега тут бежать недалече. Захарка, сбегай-ка на берег да толком узнай, готовы ль паши струги?
Степан сказал:
– Я сам пойду до берега…
И пошел. И пошел. Шаг твердый, широкий, крепкий. А за ним гурьбой повалили оборвыши – черкасские казачата. Бегут и разглядывают Степкины чеботочки, писанные крендельками, узорчиками. Красный кушачок из тягучей шерсти колышется на широких шароварах, а серая шапка-кудлатка то поднимется, то опустится.
Черкасские бабы, встретившись со Степаном, заговорили:
– Эв-ва! Каков Тимошкин сын! Эко принарядился. Стрелой летит. Орлом глядит.
На берегу Дона жарко горели костры. Куда ни глянь – костры. Костры, как будто в походном таборе. Шипит на берегу. Кипит! Дымит. От смолы удушье идет.
Степан спросил первого попавшегося на глаза казачонка:
– Добро ли проконопачены струги?
Казачонок растерянно ответил:
– Струги проконопачены добро.
– А просмолены ли днища у стругов?