Б-11
Шрифт:
Женя заплакала. Она не знала, что с этим делать.
– Разумно, – согласился Макс, – но сначала нам нужно организовать наблюдение. И оборону. И еще раз прочесать станцию. На всякий пожарный случай. С девочками ничего плохого не случится – в кают-компанию один вход, и попасть в нее по-другому нельзя.
– Макс, – сказал Македонский, – это все, конечно, правильно, но ребята уже с ног падают. Угрозы пока нет. Я поймал наш беспилотник, приземлил его, подзарядил и выпустил барражировать. Если что-то
– А если прибор их не зафиксирует? – спросил Мишка, исподлобья глядя на Макса с Македонским.
– С чего вдруг? – спросил Александр Филиппович. – К тому же, у нас будут дежурные.
– Тогда так, – сказал Макс. – Делимся на три смены, каждая смена спит по четыре часа. Самая сложная смена вторая: придется спать вразнобой, по два часа. В нее станем мы с Александром Филипповичем. Две остальные смены – Кирилл и Гена и Феликс с Мишей. Кто хочет заступить первыми?
– Звучит, как план, – заметил Мишка, подозрительно глядя на Макса. Поскольку на станции в респираторе не было нужды, Мишка сдвинул его набок и разглаживал ладонью сбившуюся в колтуны рыжую бороду.
– Спасибо, – кивнул Макс.
– А Макарыч? – спросил Феликс.
– Макарыч ранен, – ответил Макс. – Кстати, где он?
– Вышел покурить в коридор, ворча, что жить ему нормально не дают некурящие, – сказал Генка.
– Я сейчас на приборе гляну, – предложил Македонский, открывая крышку стоявшего на ящиках устройства, похожего на ноутбук-переросток. Как и у ноутбука, у прибора был довольно большой экран, показывающий панораму станции сверху. Люди на панораме отображались красными пятнами. Два из них выделялись особо ярко, одно – чуть тусклее, остальные – еще менее ярко.
– Так, – сказал Македонский, – эти шесть пятен – мы с вами; три пятна в отсеке медлаба – девочки…
– Почему три? – удивился Мишка.
– …вот то яркое пятно в медлабе – это, наверно, Таня, – продолжил Александр Филиппович. А второе, в коридоре – это Макарыч. Полагаю, что у обоих повысилась температура. Я вот тоже ярче, чем другие, а почему? Потому, что температурю с утра.
– И сколько? – спросил Феликс. – Я имею ввиду, градусов?
– Тридцать семь и семь, – с неохотой ответил Македонский.
– Нихрена ж себе, – удивился Феликс. – Макарыч с Таней намного ярче – выходит, у них температура под сорок?
– По Макарычу незаметно, – сказал Генка.
– Температурная эйфория, – пояснил Македонский. – Надо бы его пролечить, как следует… и Танюху, но времени мало. Если кто увидит Макарыча, передайте, чтобы пер в лазарет, Женя его каким-нибудь антибиотиком качнет и противовоспалительного накидает.
– Тогда мы с Мишкой в первую смену пойдем, – сказал Феликс. – Ты как, Мишка?
– Почему это вы в первую? – набычился Волосатый.
– Потому, что вы с Генкой вымотались больше со своими вундервафлями, – ответил Феликс.
– Принято, – быстро сказал Макс. – Значит, так, Миша, Феликс, сидите здесь, и дальше туалета не
Оперировать Женя начала до появления рентгеновских снимков – у аппарата не было монитора, приходилось ждать, пока снимки проявятся. Предварительно она отправила Иру и Дашу «пошарить по шкафам» – медикаментов у Жени было в обрез, и тратить их впустую не хотелось. А на станции могло оказаться что-нибудь в запасе.
Вскоре Ира нашла среди довольно обширной аптеки медлаба большие бутыли с весьма интересными препаратами:
– Похоже, Верховцев из дурки не с пустыми руками вышел, – сообщила она. – Тут такая батарея: аминазин, резерпин, галоперидол…
– Тащи сюда, – приказала Женя, закусившая губу и пытающаяся подцепить крючковатым скальпелем один из наростов, – галоперидол сейчас – то, что доктор прописал.
Тем временем, Даша открыла один из шкафов – и резко отпрянула: из шкафа на нее бросилось нечто. Правда, это нечто до нее так и не достало: как оказалось, это агрессивное существо сидело внутри большой толстостенной пробы, наглухо запаянной с открытого конца.
– М-мать, – тихо выразилась Даша, – девочки, гляньте, что я нашла!
– Некогда мне глядеть, – отрезала Женя, тряся рукой – один из «наростов» вцепился ей в перчатку, и сбросить его оказалось нелегким делом. Когда Жене это удалось, на перчатке оказалась аккуратная круглая дыра. – Девочки, или я совсем не медик, или эти твари живые! И кусаются!
– Они не только живые, – сказала Даша, осторожно вынимая колбу, в которой что-то лихорадочно билось об стенки сосуда, – по ходу, они бессмертные.
– Как? – Ира чуть не выронила из рук банку с галоперидолом, едва сумела удержать.
– А вот так, – ответила Даша, ставя бутыль на тумбу у операционного стола.
– Поосторожней, в этой тумбе рентгеновские снимки проявляются, – устало сказала Женя, нагибаясь к колбе. – Ну м-мать же твою за ногу…
Внутри толстостенной, плотно запаянной емкости, куда, по идее, и воздух-то проникать не должен был, копошилось с десяток крохотных мантикор, размером с палец, не больше.
– Жень, – выдохнула Даша, – ты можешь объяснить мне, что это за хренотень?
– Мне бы кто объяснил, – ответила та. – Поставь банку на место. Жаль, что записей никаких не осталось. Ира, давай галоперидол, и поищи какие-нибудь шприцы. Чем больше, тем лучше.
Ира тут же отправилась шмонать шкафы, стараясь держаться подальше от Даши с ее банкой. Женя продолжила оперировать:
– Все это чушь собачья, – бормотала она, – но, в силу того, что логического объяснения этому нет, попробуем предположить, что манитикоры-самки размножаются, инфицируя других живых существ. Значит, Макарыч вне опасности – поскольку его обстрелял иглой самец.