«Б» – значит безнаказанность
Шрифт:
– Слушай, а что, если это она сама все и провернула?
– Ты, кажется, еще более подозрительна, чем я.
– Ладно, тебе нужен номер Грайса? У меня где-то был. – Недокуренная сигарета упала на дно бутылки из-под кока-колы и с шипением погасла. Вера извлекла из стопки бумаг нужную папку и нашла номер телефона и адрес.
– Спасибо.
Вера окинула меня оценивающим взглядом:
– Слушай, тебе не нужен безработный инженер по аэрокосмическим технологиям? У него есть бабки. Он изобрел какую-то там штуковину, которую устанавливают на спутниках.
– А как же ты? – спросила я. За Верой такое водилось –
Она поморщилась:
– Какое-то время он был ничего, но потом помешался на собственном здоровье. Стал принимать таблетки из водорослей. Противно целоваться с мужчиной, который жрет речную тину. Я подумала – раз уж ты ведешь такой здоровый образ жизни, может, тебя это устроит. Будете бегать на пару и жевать дары моря. Если захочешь, он твой.
– Ты слишком добра ко мне, – сказала я. – Но я буду иметь в виду. Может, у меня и найдется кто-нибудь, кто на него клюнет.
– Кинси, ты чересчур разборчива, когда дело касается мужчин, – упрекнула меня Вера.
– Это я-то разборчива?! Что же тогда о тебе говорить?
Вера взяла очередную сигарету и не спеша прикурила от изящной золотой зажигалки.
– Я отношусь к мужчинам, как к стихам Уитмена. От каждого понемножку, пока не опротивели.
9
Было уже половина второго, я вспомнила, что еще ничего не ела, и притормозила возле закусочной. Можно было бы заказать навынос и перекусить прямо за рулем, но мне хотелось показать, какая я шикарная дамочка. За доллар шестьдесят девять центов я смела чизбургер с жареным картофелем, выпила стакан кока-колы и ровно через семь минут снова была в машине.
Дом, в котором предположительно обитал Леонард Грайс, находился неподалеку от автострады в районе, где улицы носили названия штатов – начиная с восточного побережья и дальше на запад. Я проскочила Мэн, Массачусетс, Нью-Йорк и проезд Род-Айленда, едва не заблудилась в глухих дебрях Вермонта и Нью-Джерси, которые заканчивались тупиками. Застройщик успел добраться до Колорадо-авеню, после которой у него либо кончились деньги, либо подвело знание географии. Дальше тянулись свободные незастроенные участки, обозначенные столбиками с белыми флажками.
Большинство домов появились здесь еще в пятидесятые и теперь прятались в тени деревьев. Это были светло-розовые или светло-зеленые бунгало, похожие друг на друга, как буханки хлеба в пекарне. Крыши, все как одна, были засыпаны мелким щебнем – будто поблизости произошло извержение вулкана. Преобладали широкие гаражи-навесы, под которыми в беспорядке валялись садовые инструменты, ржавые остовы туристических вагончиков, детские игрушки, пыльные тюки, покореженные холодильники. Удивительно и то, что здесь практически не видно было машин: население то ли вымерло, то ли покинуло эти места в результате стихийного бедствия. Может, здесь прокатилась эпидемия чумы или из грунтовых вод на поверхность почвы просочились токсичные отходы, от которых передохли кошки и собаки, а у детей ноги пошли язвами. На пересечении Мэриленд и Виргиния-стрит я повернула направо.
На Каролина-стрит некоторые дома, видимо, принадлежавшие наиболее предприимчивым гражданам, с фасадов были облицованы камнем или кедровой доской; кое-кто предпочитал восточный орнамент – фанерные решетки с геометрическими узорами в псевдокитайском стиле, а также крыши с задранными кверху карнизами а-ля пагода, что в пятидесятые годы считалось последним криком моды. Ветхость и убогость были особенно разительны в сравнении с современными окраинными районами Санта-Терезы. Потрескавшаяся штукатурка, покосившиеся ставни, облупившаяся краска на входных дверях. Даже шторы были задернуты как-то криво; я живо представила, на что похожи ванные комнаты в таких жилищах – вздувшиеся от влаги стены, ржавые смесители.
Во дворе дома Хоуи вместо лужайки оказалось нечто вроде японского сада камней – здесь, видимо, решили проблему непокорной травы, похоронив ее под толстым слоем песка, на котором были разбиты "клумбы" с розовато-лиловым и зеленым гравием. Кое-где виднелись полоски мульчи из черной полиэтиленовой пленки, призванной добить последние очаги сорняка. Только бермудская трава никак не хотела сдаваться и неспешно ползла по каменным грядкам. Ванночка для птиц стояла возле чахлых кактусов, из-за которых готова была выпрыгнуть изваянная в бетоне белка, на чьей мордочке навеки застыло выражение каменного оптимизма. Давно, должно быть, в этих краях не видели живых белок.
Поставив машину, я взяла на заднем сиденье блокнот и прошла к дому. Гараж был закрыт, отчего место казалось необитаемым. Длинная, низкая веранда, увитая плющом, выглядела живописно, но меня не покидало ощущение, что плющ вот-вот сорвет крышу. Шторы были задернуты. Я позвонила, но привычного "дин-дон" не услышала. Немного подождала и постучала.
Дверь открыла невзрачного вида особа, которая разглядывала меня с явной опаской.
– Миссис Хоуи?
– Да, я миссис Хоуи, – отвечала она.
Чем не урок номер один из магнитофонного курса для изучающих английский язык.
Под глазами у женщины залегли темные круги, голос был невыразительный и сухой, как крекер.
– Если не ошибаюсь, Леонард Грайс живет здесь. Не так ли?
– Да.
– Я из страховой компании. – Я демонстративно помахала блокнотом. – Хотела бы с ним побеседовать. – Чудо, что в тот момент Господь не вырвал мой язык за эту гнусную ложь.
– Леонард отдыхает. Почему бы вам не прийти в другой раз? – С этими словами она хотела закрыть дверь прямо у меня перед носом.
– Минуточку, – выпалила я и на всякий случай просунула блокнот в щель.
Секунду помешкав, она произнесла:
– Врач прописал ему успокоительное.
Логика явно хромала, но подтекст угадывался.
– Понимаю. Разумеется, не хотелось бы его тревожить, и все же мне необходимо переговорить с ним – я так долго до вас добиралась. – Попытка вызвать у нее сочувствие, по всей видимости, оказалась тщетной.
Она вперилась в меня тяжелым взглядом, затем посмотрела по сторонам, словно ища поддержки у незримого союзника. Кровь прилила к ее лицу. Внезапно она отступила и с брезгливой миной впустила меня в дом. У нее были седые реденькие волосы, стриженные "под пажа". Последний раз я видела такую челку в фильмах с Джун Эллисон, где она так любит и так страдает. На миссис Хоуи была простая белая блузка и строгого покроя серая шерстяная юбка. Талия отсутствовала. Интересно, почему в зрелом возрасте женщины выглядят так, словно они беременны?