«Б» – значит безнаказанность

Посвящается Стивену, который видит меня насквозь

Настоящим автор выражает признательность за неоценимую помощь в работе над этой книгой следующим лицам: Стивену Хэмфри, Джону Кэроллу, врачу-стоматологу Бренде Харман, Билли Муру Сквайрсу, Де Де Лафонд, д-ру философии Уильяму Фезлеру, Сидни Баумгартнеру, Фрэнку И. Синкэвиджу, Милтону Вайнтраубу, Джею Шмидту, Джуди Кули, Биллу Пронцини и Марше Мюллер, а также Джо Дрисколлу из детективного агентства "Дриском энд ассошиэйтс инвестигейшнз" (Колумбус, штат Огайо).

Разумеется, когда все уже позади, ты готов рвать на себе волосы из-за того, что вовремя не разглядел очевидного. Своего рода школа частных

детективов "Кабы знать...". Меня зовут Кинси Милхоун, и все свои отчеты я начинаю одинаково. Прежде всего объявляю, кто я такая и чем занимаюсь, словно надеюсь, сообщив некоторые базовые данные о себе самой, лучше понять смысл того, что будет происходить в дальнейшем.

Итак, вкратце о себе. Пол – женский; возраст – тридцать два года; не замужем; работаю не по найму. Когда мне было двадцать, я пошла учиться в полицейскую академию, а по окончании поступила на службу в полицейское управление Санта-Терезы. Теперь уже и не припомню, что подвигло меня выбрать именно эту профессию. Должно быть, весьма смутное, идеалистическое представление о том, что такое законность и порядок, о хороших парнях, которые сражаются против плохих, и о том, что время от времени мне предстоит самой выступать в суде и обличать зло. Я искренне полагала, что плохие – все как один – окажутся за решеткой, и тогда нам, остальному человечеству, жить будет легче. Чуть позже выяснилось, сколь наивны и далеки от жизни мои фантазии. Меня раздражали бесконечные ограничения и отсутствие свободы действий, но больше всего злило то, что на женщин-полицейских в то время взирали с нескрываемым любопытством, перемешанным с изрядной долей презрения. Я не хотела целыми днями защищаться от оскорблений, которые мне наносили "из самых лучших побуждений", не хотела снова и снова доказывать всем вокруг, что я тоже не робкого десятка. Плата за все эти унижения оставляла желать лучшего, поэтому я в конце концов уволилась.

Два последующих года чем я только не занималась, но ничто меня уже так не увлекало. Что бы ни говорили о профессии полицейского, одно я знаю наверняка – временами тебя охватывает странное, почти болезненное возбуждение от ощущения жизни на грани. Я, подобно наркоману, которому необходима ежедневная доза "дури", остро нуждалась в периодических выбросах адреналина в кровь и потому уже не могла вернуться к обычной, размеренной жизни.

В итоге я оказалась в небольшом частном детективном агентстве, где провела два года, изучая ремесло, после чего зарегистрировала собственную контору и получила надлежащую лицензию. Работаю частным детективом вот уже четыре года – на жизнь мне хватает. Я стала мудрее и набралась кое-какого опыта, но факт остается фактом: всякий раз, когда за столом напротив меня сидит очередной клиент, я нахожусь в полном неведении относительно того, что же будет дальше.

В то утро я, как обычно, поднялась на второй этаж к себе в офис, открыла балконную дверь, чтобы проветрить комнату, и поставила варить кофе. Июнь в Санта-Терезе – это промозглые утренние туманы, а в дневные часы – подернутое пасмурной дымкой небо. Еще не было и девяти. Я как раз принялась разбирать пришедшую накануне корреспонденцию, когда в дверь постучали и в комнату впорхнула женщина.

– Как хорошо, что я вас застала, – с порога выпалила она. – Кинси Милхоун, если не ошибаюсь? Мое имя Беверли Дэнзигер.

Мы пожали друг другу руки, после чего она моментально уселась и стала рыться в сумочке. Наконец извлекла оттуда пачку сигарет.

– Надеюсь, вы не будете возражать? – произнесла она и, не дожидаясь ответа, прикурила. С наслаждением затянулась, потушила спичку, выдохнув при этом густую струю дыма, и рассеянным взглядом скользнула по столу в поисках пепельницы.

Пепельница стояла на шкафу для документов; я вытряхнула ее, поставила на стол и предложила посетительнице кофе.

– Что ж, почему бы и нет? – живо откликнулась та и нервно хохотнула. – Все равно я уже на взводе, так что не повредит. Я только что из Лос-Анджелеса. Час пик. Вообразите, что творится на дорогах. Кошмар.

Наливая кофе, я постаралась украдкой получше разглядеть ее. Ей можно было дать около сорока, миниатюрная, энергичная, ухоженная. Абсолютно прямые черные волосы со здоровым естественным блеском ровно пострижены и тщательно уложены – создавалось впечатление, что на голове у нее купальная шапочка. Ярко-синие глаза, длинные ресницы, светлая кожа, неброские румяна. На ней была серо-голубая хлопчатобумажная вязаная кофточка с вырезом "лодочкой" и такого же цвета поплиновая юбка. Сумочка из добротной мягкой кожи со множеством отделений на молнии – бог весть что она там держала. Длинные, утонченной формы ногти, покрытые нежно-розовым лаком, на левой руке инкрустированное рубинами обручальное кольцо. Подчеркнутая небрежность в одежде и манерах выдавала в ней женщину, уверенную в себе и умеренно консервативную, словом, от нее веяло дорогим, фешенебельным универсальным магазином.

Добавив себе в кружку сливки и сахар, от которых посетительница отказалась, я перешла к делу:

– Чем могу быть полезна?

– Я хотела бы, чтобы вы разыскали мою сестру.

С этими словами она снова занялась содержимым сумочки: достала записную книжку, изящный, красного дерева пенал и продолговатый белый конверт, который положила на край стола. Никогда прежде мне не доводилось видеть человека, настолько поглощенного самим собой, – впрочем, в этом была даже какая-то прелесть. Она мимолетно улыбнулась, словно прочитав мои мысли, раскрыла книжку и повернула ее ко мне, держа пальчик на одной из записей.

– Вам наверняка потребуется адрес и номер телефона, – пояснила она. – Ее зовут Элейн Болдт. Она живет в кондоминиуме на Виа-Мадрина, а пониже – это ее флоридский адрес. Несколько месяцев в году она проводит в Бока.

Слегка сбитая с толку, я все же записала оба адреса; моя гостья тем временем вынула из конверта какой-то документ и бегло просмотрела его, словно опасаясь, что содержание могло измениться с тех пор, как она видела его в последний раз.

– Когда она пропала? – спросила я.

Беверли Дэнзигер неодобрительно покосилась на меня.

– Видите ли, я вовсе не уверена в том, что она, как вы изволили выразиться, "пропала". Просто мне неизвестно, где она, а на этих бумагах должна стоять ее подпись. Понимаю, это может показаться странным. Ей причитается лишь девятая доля, а это всего две или три тысячи долларов. Но деньги нельзя делить, пока у нас нет ее заверенной нотариусом подписи. Вот, убедитесь сами.

Я взяла документ и просмотрела его. Он был составлен в адвокатской конторе Колумбуса, штат Огайо, и пестрел оборотами типа "исходя из", "принимая во внимание вышеизложенное" и "в противном случае отказать" и т.п. Все это сводилось к тому, что несколько человек назывались наследниками состояния некоего Сидни Роуэна. Третьей в списке значилась проживающая в Лос-Анджелесе Беверли Дэнзигер, четвертой – Элейн Болдт из Санта-Терезы.

– Сидни Роуэн доводился нам кем-то вроде кузена, – без умолку трещала Беверли. – По-моему, я его даже и не видела ни разу. Однако, получив это извещение – надо полагать, Элейн получила точно такое же, – я подписалась, заверила, как и положено, подпись у нотариуса и отправила обратно. Взгляните на сопроводительное письмо – все это происходило полгода назад. Как вдруг на прошлой неделе мне звонит – подумать только! – этот адвокат... Как же его?

– Уэндер, – подсказала я, взглянув на документ.