Баба-Яга на договорной основе

Бесфамильная Виктория

— Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее, — пела я, в надежде быть услышанной, но безрезультатно.

Мой конь тоже был несговорчивы й и резво несся к цели, идя на мировой рекорд. К счастью вскоре показался зеленый дуб и избушка затормозила, выпуская Митрофана.

— Спасибо за доставку, — ступив на землю, Митрофан прервал свой отпускной обет молчания. — Если что понадобиться, спрашивай, рад буду помочь.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Увидимся.

И избушка пустилась в обратный путь. Но то ли я попривыкла к скачке,

то ли избушка снизила скорость, но теперь я сидела у окна и наблюдала за пролетающим мимо пробуждающимся лесом. Птицы конечно еще не вернулись и не вили на деревьях гнезда, но уже видны были подснежники, слышался рев просыпающихся медведей, и весело журчали ручьи. Снег остался только в тени, под вековыми елями. И это было странно. То ли весна тут так быстро вступала в права, то ли Морозко до последнего держал меня в изоляции, опасаясь, что я приду и все испорчу, вопрос, оставшийся без ответа. Была у меня поначалу мысль навестить мужчину и лично поблагодарить за такие чудные каникулы, но по размышлению я пришла к выводу, что лучшей благодарностью будет мое отсутствие, учитывая его болезненную реакцию. Стоило нам вернуться на свой обустроенный двор, как мимо меня гордо задрав золотистый хвост, прогарцевала Сивка — Бурка с самым независимым видом и скрылась в своей конюшне. Я аж дара речи лишилась от такой наглости. Мне конечно конюшни не жаль, тем более что все равно за ней не ухаживаю, но то, что мне сделала одолжение лошадь, это уже не в какие ворота. А я-то решила, что она на царской конюшне прижилась.

— А ты радуйся, что лошадка вернулась, — посоветовало мне зеркало. — Она у тебя по описи хозяйства как ценное имущество проходит.

— У моего имущества есть опись? — удивилась я.

— У твоего может и нет, а у имущества Бабы — Яги есть. А ты как думала? Вас тут много временных, а имущество одно. Каждая будет разбазаривать, не напасешься.

— А еще что там проходит как ценное?

— Сама избушка, с двумя ногами, — съехидничало зеркало так, как будто прочло мои недавние мысли — конюшня и баня, почтовый сундук и я конечно же.

— Конечно, — согласилась я.

То, что зеркало было здесь самым ценным имуществом, я даже не сомневалась. Кто еще будет Бабе — Яге нервы трепать и не давать забыться. Не яблочко же. Впрочем, начавшаяся весна и мое благодушное настроение не позволили мне долго злобствовать из-за вредной стекляшки, тем более, что информация была ценной и стоило ее запомнить. И в самом благодушном настроении я принялась печь ягодный пирог.

Знаете когда вам уже за слегка тридцать лет, вы работаете Бабой — Ягой с оформленным по контракту запретом на личную жизнь, когда желание, которые вы пробуждаете в импозантных мужчинах — это желание изолировать вас от мира как можно надежнее и подольше, когда вашими конкурентками являются синеглазые мастерицы, а ваш единственный поклонник — это отравленный яблочками начинающий богатырь, то право слово не стоит быть слишком уж привередливой и надеяться на чудо, как будто вам все еще пятнадцать, у вас нет прыщей, и все в порядке с фигурой, а у вашей двери стоит очередь из Ромео. Потому, что рано или поздно, вам будет глубоко за тридцать и жизнь ваша может стать еще более мрачной и бесперспективной.

Проснувшись утром, не от криков петуха, а от заглянувшего в комнату солнца, умывшись и одевшись, я села завтракать, вдруг поняв, что со дня моего появления на полу этой избушки с чемоданом, контрактом и истерикой, прошел ровно год. Поэтому налив в чашку кофе и позволив ей сорваться на ритуальный забег, который моя чашка совершала исключительно из заботы обо мне и моем горле, избавляя меня от самой возможности обжечься, я нарезала себе пирога и устроилась у окошка размышлять о жизни и заказах. В частности я раздумывала о том, что стоило бы в следующий раз включить в список продуктов пару кошачьих консервов для Митрофана, пусть попробует, когда придет в очередной отпуск. Еще я думала о том, вернулся ли из отпуска Кощей и чем мне это грозит. И за всеми этими обыденными размышлениями я даже не сразу осознала, что у меня под окном кто-то настойчиво кричит и в самых нелицеприятных выражениях приглашает выйти на крыльцо. Хорошо еще, что избушку я поставила к лесу задом, а ко всяким приходящим передом и теперь посуда не скакала по всей избе, мешая мне завтракать, а сама избушка не крутилась на месте в ритме вальса. В окно кричавшего видно не было, видимо он стоял возле калитки, и я решила не обращать на него внимания. Поймет, что его игнорируют и уйдет восвояси, подумала я. Однако пришедший не унимался и даже стал увеличивать громкость своего призыва, видимо полагая, что к нему не вышли только потому, что еще не услышали, как будто такой ор можно не услышать. Голос был мужской, уверенный не только в себе, но и в своей правоте и мне это совсем не нравилось. Посмотрев на свою чашку, которая все еще продолжала свой забег и явно не спешила останавливаться, я все же решила выйти, понимая, что иного способа избавиться от посетителя нет. Оказавшись на крыльце, я зажмурилась от яркого весеннего солнца и от мгновенно воцарившейся тишины. Видимо завидев супостата, рыцарь слегка растерялся от неожиданности. Впрочем, ненадолго.

— А вот и ты ведьма старая, душегубка злостная. Пришел твой час расплаты, — обрадовал меня рыцарь.

Я открыла глаза и присмотрелась. Передо мной в шлеме, кольчуге и с мечом, стоял знакомый до боли Алешенька и смотрел на меня очень недобрым взглядом, без малейшего намека на былые чувства и признаков узнавания. А еще он явно собирался биться со мной по всем правилам богатырского боя.

— Вот мы и выяснили срок действия приворотных яблочек, — подумалось мне.

Второй год моей работы начинался просто замечательно.