Бабек
Шрифт:
В Багдаде и других городах Савада, где сосредоточивались громадные богатства, существовал, естественно, громадный спрос на все товары, в том числе и на зерновые продукты, почему и цены на них были чрезвычайно раздуты спекуляцией. И халиф Мансур отменил в Саваде и других местностях взимание хараджа с зерновых хлебов деньгами. Денежные сборы были оставлены только для пальмовых насаждений, виноградников и других ценных культур. Была установлена повсеместно система мокасама(пропорционального деления), по которой крестьяне отдавали половину урожая, если после орошалось только дождем, и четверть или треть, если применялось искусственное орошение. Применение этой системы
Кое-какие затраты на ирригацию правительство сделало, но именно в Саваде, где было больше всего ценных культур и пальмовых насаждений. Впрочем, уже при преемнике Мансура, халифе Махди, система мокасама была распространена и на ценные культуры.
Налоговый пресс был насколько возможно усилен, и доход центрального правительства, достигавший при Оммайядах едва 300 миллионов дирхем (столько же франков = 112 миллионам руб. золотом), поднялся до 400 миллионов (150 миллионов руб. золотом).
Непосильное бремя налогов, бесправие, угнетение и вымогательство агентов власти создавало для крестьян чрезвычайно тяжелые условия, но вместе с тем масса крестьянства покорно переносила свою тяжкую долю, попрежнему мечтая о свободе и земле, о грядущем пришествии Ширвина. Были, однако, среди крестьян и люди более активные, которые не довольствовались мечтаниями — отказывались гнуть спину перед господами. Они бросали землю и уходили в горы, поднимали бунты против власть имущих и богатых, нападали на купеческие караваны, отбивали скот у помещиков, убивали арабских агентов. Эти непокорные пользовались глубокими симпатиями односельчан, которые им помогали, укрывали их от преследования властей, доставляли им, в случае надобности, с'естные припасы.
Такое повстанчество особенно усилилось при первых Аббасидах в гористых местностях Азербайджана и Джебаля, где легко было укрыться от преследования в непроходимых ущельях и густых лесах. Повстанцы вели, в сущности, настоящую партизанскую войну с правительством халифов, но не было еще организующей силы, которая могла бы об'единить их разрозненные действия.
По мере развития борьба эта приобретала постепенно и свою идеологию.
Еще не заглохли в крестьянстве предания о проповеди Маздака, об его учении, о возвращении земли тем, кто ее обрабатывает своим трудом, об освобождении женщин из гаремного затворничества. Все шире и шире развивается среди крестьянства северного Ирана учение хуремитов по своим социальным стремлениям близкое к маздакизму.
Арабские историки донесли до наших дней весь поток грязной клеветы, которым окружали хуремитов господствующие классы арабского халифата. Они обвиняют их во всех пороках, описывают ночные оргии хуремитов, когда после пьянства мужчины и женщины якобы предавались необузданному разврату; хуремитам приписывали намерение установить общность жен и имущества.
Во всей истории хуремитского движения мы не встречаем ни одного случая какого-либо обобществления женщин. Напротив, мы видим, что даже вожди имели по одной жене, что многоженство, дозволенное исламом и другими религиями Востока, у них не было принято. Несомненно только, что женщина у хуремитов освобождалась от домашнего рабства, получала свободу выбора мужа. Брак совершался без всяких формальностей, уничтожалось затворничество, женщины без покрывал могли находиться в обществе мужчин, участвовать в разговорах и пирах. С точки зрения правоверного мусульманина все это представлялось чудовищным, казалось верхом разврата, и этим арабы пользовались, окутывая хуремитов бесстыдной клеветой.
Что касается обобществления имущества, то приходится и этот пункт считать вымышленным. Воспоминания об эпохе первобытного коммунизма едва ли могли уже жить в народе, особенно после двухсот лет арабского владычества, когда подати взимались в индивидуальном порядке. Скорее всего стремления хуремитов были направлены на освобождение от крепостной зависимости, от налогов и повинностей, на закрепление за каждым крестьянином владения той землей, которую он обрабатывал своим трудом. По крайней мере во всей истории хуремитского движения мы не встречаемся с обобществлением земли, даже тогда, когда хуремиты стали полными хозяевами Азербайджана, как во время успехов Бабека.
Как известно, все социальные движения на Востоке развивались в древности под религиозным флагом. Про хуремитов арабские историки говорят, как про религиозную секту, ветвь религии Зороастра, как про последователей Маздака. На самом деле хуремиты очень сильно отличались от Маздака. Он почти не отходил от основных религиозных установлений Зороастра, тогда как хуремиты не признавали единого бога, считали, что мир существует вечно, вечно существуют и души людей; душа умершего переходит в тело другого человека или даже в тело животного, смотря по тому, хорошо или дурно жил умерший человек на земле, и крепка была у них вера в то, что душа легендарного царя Ширвина, после ряда воплощений, перейдет в тело человека, который восстановит золотой век, когда не будет ни налогов, ни господ. Они не знали никаких обрядов и молитв, считали дозволенным все, что ислам запрещал: вино, свиное мясо; у них не было никаких священнослужителей, никаких жрецов.
Хуремитами были не только крестьяне. К ним примыкали и многие дехканы. Унижаемые и оскорбляемые арабами, потерявшие свое положение, а нередко и имущество, они хотя и приспособились к новому строю и в большинстве своем приняли ислам, но таили глубокую ненависть к завоевателям; эта ненависть об'единяла их с крестьянами-хуремитами, хотя, конечно, их мечты были связаны с восстановлением их власти над крестьянами, когда изгнаны будут чужеземцы. Они были как бы правым националистическим крылом хуремитского движения.
До нас дошли литературные памятники, характерные для этой части хуремитов. Так, Исхак ибн Хасан (умер в 821 г.), хуремит родом из Согдианы, в одном стихотворении гордится своим неарабским происхождением, своими предками, которые не носили арабских имен. Причина его ненависти к арабам ясно сказывается в следующих строках:
Решили все дети Маада, стар и млад, И дети Кахтана все вместе и порознь Отнять мое добро, но от грабежа моя защита — Добрый меч с острым лезвием Я позвал на помощь рыцарей из Мерва и Балха, Славных среди благородных, Но увы! Не близки жилища моего города, И не многие помощники смогут притти, Ведь отец мой Сасан, а Кифа, сын Гормизда И Хакан, если хочешь знать, мой двоюродный брат. В язычестве мы ногами попирали выи людей, Все покорно шли за нами, как будто их тянули веревками.Этот хуремит был явно феодального происхождения; он ссылается на свое родство с иранскими царями, зовет на помощь рыцарей, а причина его ненависти — отобрание его земель.
Дехканы шли под знамена хуремитов там, где хуремиты были сильны: где они изгоняли арабов, они старались втереться в милость хуремитских вождей; но когда счастье покидало повстанцев, они их предавали и переходили на сторону угнетателей. Яркие примеры такого двурушничества показывает история Бабека.
Плохо жилось крестьянству не только в Иране.