Бабочка в гипсе

Донцова Дарья

Я перевела взгляд на плиту и против желания выпалила:

– Там была геркулесовая каша!

– Да ты чего, Лампа, – покачала головой мать хозяина, – мятая картошка, я растолкала ее пестиком, маслом заправила! И кто все слопал? Небось Томас, он как вечером погуляет, так ночью полки обшаривает! Кактус схарчил, теперь от пюрешки ничего не оставил. Ну мужики, что русские, что американцы – разницы никакой! Да и фиг бы с картошкой, новую сгоношу, слава богу, ее полно. Осенью купила у Володьки Сергеева несколько мешков и в подпол спустила. Ща принесу. Эхма, холод-то, лень на двор идти. Ладно, попозже схожу, авось снег с неба валить перестанет. О чем я говорила? Ах да! Прихожу в тот день домой, а у Вали свет горит! Не подумай, я не любопытная, в супружескую спальню без стука

не вопрусь. Просто отметила, что они бодрствуют, и в ванную поползла. Щелкнула выключателем. Мама родная! Будто мамай прошел! Зеркало разбито, полотенца на полу, скомканные, все в крови! Стаканы стеклянные для щеток – в осколки! По полу мелочовка раскидана! Испугалась я, забыла про приличия, кинулась к невестке и сыну. Коляна дома не оказалось, а Валя в кровати лежит. Лицо в синяках, шея бордовая, словно ее душили, губа разбита. Я давай ее трясти. Невестка сначала соврала: «Шла домой с работы, поскользнулась, упала и головой о кирпичи, которыми клумба обрамлена, треснулась». Но я ее спросила: «Валюш, на чем же у тебя ноги разъехались? На дворе лето, гололеда нету, дождя третью неделю не было, и камни из сада я еще в мае на жестяные ленты поменяла». Тут-то она заплакала и сказала, что Колян на нее за дело разозлился и поучил как следует.

– И как вы отреагировали? – спросила я.

Баба Нила вынула из шкафчика большую побитую эмалированную миску.

– Нечего матери в семейные дела сына соваться. Колян не пьяница, не сволочь, не наркоман, просто иногда от гнева ум теряет. С пустяка не взбесится, да и Валя сама призналась: за дело он ей глаз подбил. Она ему изменила.

– Это вам Колян сказал? – удивилась я. – Редкий мужчина не бросит супругу, наградившую его рогами.

– Я сама догадалась, – отмахнулась баба Нила. – Валентина потом почти месяц дома сидела. Думаю, ей Эля, первая Николашкина жена, бюллетень спроворила. На тридцать дней в районной поликлинике освобождение не дадут, а в больнице – пожалуйста. Эля в хирургии служит, она доктор. И зубы Вальке она вставила, нисколечко в этом не сомневаюсь. Привела себя Валентина в порядок, челюсть отремонтировала, синяки залечила и на старую работу не пошла, уволилась. Почему? Там у нее положение было, оклад небольшой, но стабильный, могла вперед продвинуться. Есть один ответ: муж ей велел. Колян узнал, что у Вали в любовниках сослуживец… Эхма, все же попрусь за картошкой.

Я выхватила у старухи миску:

– Извините, это я скормила Прасковье пюре, спутав его с кашей. И ведь она повторяла: «Вкусная картошечка», а я подумала: совсем из ума выжила, овсянку от пюре не отличает. Получается, не Прасковья безумная, а у меня в голове туман. Где подпол? Принесу картошку и почищу. Еще раз прошу прощения.

Баба Нила улыбнулась:

– Ерунда, картофеля полно, просто на холод мне переть неохота. Выйди через заднюю дверь, пересеки двор, у забора сарай, в левом углу, в полу, кольцо торчит. Потянешь за него, крышку поднимешь и спускайся. Как в подполе очутишься, справа выключатель. Осторожно пригнись, а то о притолоку шарахнешься, и не задень мою сигнальную веревку с колокольчиками.

Я шагнула к двери и не смогла сдержать любопытства:

– У Николая второй брак?

– Да уж не первый, – подтвердила старуха, – никак мне внучат не родит.

– И Валя поддерживает отношения со своей предшественницей? Редко две жены дружат, – зачем-то продолжила я расспросы.

– Эля хорошая, – заулыбалась баба Нила, – служит в больнице, где челюсти оперируют, там лучшие стоматологи собрались. Мы все к ней ходим. Во, смотри, какие зубки!

Баба Нила открыла рот и продемонстрировала ровный ряд белых клыков.

– Думаешь, это протез, – хитро прищурилась она, – или мост? Или съемная лабуда на присоске? Нет! Эля мне в десну железяки вживила, а уж на них зубы навинтили. На всю жизнь богатство. Если коронка сломается, делов на три минуты. Врач ее снимет и новую сделает.

– Импланты, – кивнула я.

– О, точно! – обрадовалась баба Нила. – Я слово забыла. Элька такая, с ней мигом подружишься, добрая, всем помочь готова.

Я уронила миску, быстро подняла ее и поторопилась в сарай.

Глава 25

Сарай

оказался не заперт, внутри был свален всякий милый сердцу русского человека хлам. Ну зачем нужен ржавый остов велосипеда без колес, цепи и руля? Какой смысл хранить старые, покосившиеся деревянные оконные рамы? Что за ценность представляют гнутые гвозди и винты со стертой резьбой? Все это «богатство» следовало оттащить на помойку. Но нет! Наш человек, поставив в доме современные стеклопакеты, прежние рамы отвезет на дачу и спрячет в сараюшке. Зачем? Нет ответа. Ну так, на всякий случай, авось пригодятся. С той же целью россиянин поднимет с земли гвоздик: его можно выпрямить, почистить и сохранить. Если у вас нет домика в деревне, тогда барахлишко копится в чулане. Последний не предусмотрен в квартире? Ничего, зато есть балконы или лоджии. Давно пора устроить конкурс среди москвичей, предложив им показать, что спрятано в подсобках, пылится на антресолях или погибает в других загашниках. Комплекты резины для автомобилей, промасленные ватники, валенки с галошами, лыжи, велосипеды, детские ванночки, корыта, утюги, старые радиоприемники, баки для кипячения белья – это обычный набор. Победа должна достаться тому, кто продемонстрирует нечто оригинальное. Вот одна из наших соседок по блочной башне Ника Перова берегла коробку с носками. Все пары были тщательно скручены в комочки, сложены в пакеты и снабжены наклейками «Сергей», «Илья», «Андрей». Расставшись с очередным мужем, Ника сохраняла его носки. Зачем?! Ну не задавайте глупых вопросов. Сами знаете ответ: вдруг понадобятся.

Я протиснулась между развалинами стола и трупом кресла, нашла кольцо в полу, без особых проблем спустилась вниз, зажгла свет и неожиданно обнаружила в подполье почти армейский порядок. По правую руку высились небольшие деревянные бочки: в одной баба Нила заквасила капусту, в другой засолила огурчики. Слева, в загончике, свалена гора картошки, поодаль – меньшие пирамиды из свеклы и моркови. Прямо по курсу я увидела полки с банками, с потолка свешивались сетки с репчатым луком. Бабе Ниле мог позавидовать самый запасливый хомяк.

Набрав в миску клубни, я вылезла в сарай. В отличие от подпола, тут электрической лампочки не было. Свет поступал через небольшое окно, его вполне хватало, чтобы рассмотреть крупные предметы, а вот всякая мелочь тонула в сумраке.

Я сделала пару шагов, споткнулась о какую-то сумку, упала и опрокинула миску. Следующие четверть часа пришлось ползать на карачках и собирать картошку. Конечно, проще всего вновь посетить «овощехранилище» и не пачкаться. Но я отлично знаю: закатившись в угол, клубни начнут гнить и издавать смрадный запах. В процессе сбора картошки я вновь наткнулась на старую сумку, набитую тряпками, встала, тщательно собрала овощи, отнесла бабе Ниле и поехала к Тимофею Пантелеймоновичу Ковригину.

Дверь в квартиру Тима-плотника открыл парень с сильно распухшей правой щекой.

– Болит? – участливо спросила я.

Юноша кивнул, но потом вдруг разозлился:

– Че надо?

– Тимофея Пантелеймоновича, – ответила я.

– Такого нет, – гаркнул юноша и со стоном схватился за флюс.

– Вам лучше посетить стоматолога, – посоветовала я.

– Ну, блин, спасибо, – протянул юноша, – а то сам не догадался.

– Простите, вы снимаете квартиру? – попыталась я продолжить беседу.

– А че, нельзя? – окрысился жилец.

– Хозяин жилья, господин Ковригин, он где? – настаивала я.

– Да пошла ты! – рявкнул хам.

Пришлось вытащить удостоверение и сунуть грубияну под нос. Бордовая книжечка подействовала на парня, как ушат ледяной воды.

– Здрассти, – залебезил он, – десну разнесло, сил нет, как дергает.

– Как вас зовут? – сухо спросила я.

– Женя. Евгений Слуцкий, – представился парень.

Я откашлялась:

– Господин Слуцкий! Жители подъезда сообщили о пребывании в данной квартире особо опасного преступника, давно объявленного во всероссийский розыск. Если вы его прячете, то становитесь соучастником, вам грозит двадцать лет в колонии строгого режима без права переписки и передач.