Бабушка, которая хотела стать деревом
Шрифт:
На юге волосы всегда завиваются сами собой. Север даже намека на кудри не предполагает. Волосы висят унылыми соплями, жесткими и тусклыми. На юге ты хочешь спать от жары, зноя, проваливаясь в мутный сон. На Севере – от холода. То же мутное забытье, только без надежды проснуться. На юге можешь спать сколько хочешь – днем, вечером, – это считается нормальным: вздремнуть на полчасика. На Севере тебя начинают будить, там спать долго нельзя, это опасно. Надо двигаться.
На юге можно получить тепловой удар, на Севере – угореть от обогревателя. На юге – утонуть, захлебнувшись теплой морской волной, или позволить унести себя течением реки, но это не быстрый процесс, на Севере – умереть сразу же от погружения в ледяную реку.
На юге можно отравиться фруктами, на Севере – грибами. На юге боролись
На юге кормили обедом или ужином, варили кофе, на Севере – предлагали чай, конфеты, торт, что-то сладкое, полноценную еду, а кофе – никогда.
И главное отличие для меня. На юге были запахи – мяты, чабреца, тархуна, липы. Мяса или рыбы. Помидоров. Кажется, даже редиска имела запах. Зеленый лук пах удивительно, петрушка росла колосьями, а не жалкими пучками. Лук был красный, а не белый. На Север травы не завозили – невыгодно, слишком дорого. Помидоры и огурцы тоже попадали редко, под спецзаказ. Лук имелся, гнилой. На Севере отсутствовали все запахи, к которым я привыкла с детства. Вообще никаких не было – ни еды, ни вина, ни земли. Север не пах курятником и огородом, виноградной гроздью или кизиловым вареньем. Именно это меня потрясло больше всего. Когда у города, поселка отсутствует запах – старых домов, калиток, белья, которое сушится на веревке во дворе, не важно, – для меня это страшно. Я не умею жить в местах без запаха, без вкуса. Я помню, что каждый день умоляла маму уехать с Севера домой, в Москву. Лучше, конечно, к бабушке в южную деревню, но хотя бы в Москву, которая тоже имела свой запах – булочной, кондитерской, машин, автобуса, метро.
Мы жили в южном городке в очередной съемной комнатушке. Все дороги в городке вели вверх. На всех – ямы, колдобины, остатки брусчатки с прошлого века. Ничего не ремонтировалось. Местные ходили в разбитых тапках, сандалиях – в той обуви, в которой уверены. На наших глазах женщина на невыносимо высоких каблуках подвернула ногу и распласталась на дороге.
– Ну зачем на каблуках-то? – спросила ее подбежавшая местная жительница.
– Зря, что ли, везла? – всхлипнула пострадавшая. – Надо было хоть один раз надеть.
Да, моя мама тоже рассуждала похоже – надеть хоть один раз, выгулять вещь, а там хоть растяжение связок, хоть сотрясение мозга. Главное, не зря везла туфли.
Бытовые неурядицы. Сломался, не греет утюг? Ну и ладно, можно встряхнуть белье и повесить ровно на сушилке. Потом на теле само разгладится. Душ стреляет водой в разные стороны? Легко приспособиться – встать под ту струю, которая пшикает сильнее. Унитаз не сливает? Если подождать и нажать на слив два раза, смоет. Опытным путем проверено. Раковина засорилась? Так и ладно. Нужно подождать, когда вода медленно сольется.
Я так не умею, из-за чего считаюсь очень плохим арендатором. Съемная квартира. В коридоре перегорели две лампочки из трех. На кухне горят только те, что над плитой. Звоню хозяевам, риелтору, через которого сдавалась квартира. Все удивляются – можно ведь включить напольный светильник в гостиной. И другие жильцы не жаловались, что света мало. Я начинаю сходить с ума. Поменять лампочки – плевое дело. Но жильцы ждут, что это сделают следующие арендаторы. Не их квартира, не родная. Все проблемы – засоренный слив в душе, давно сломанная морозильная камера – накапливаются. Я приезжаю и начинаю все чинить, доводя риелторов до истерики. После меня остается работающая техника, появляются новые швабры и тряпки для уборки и много чего еще. Я никогда не знала, на какое время мы переехали в другой город, поэтому начинала жить будто навсегда и будто квартира не съемная, а наша. Дом. Хотя нет, все не так. Я считала, что если живу в чужой квартире день, два, неделю, то должно быть хорошо мне. И если раздражают мигающие лампочки или неработающий кондиционер, плохо становится мне. Значит, надо починить. Именно поэтому с возрастом все тяжелее создавать дом на новом месте, в съемной квартире. Я слишком часто все выстраивала по кирпичику, каждый раз веря, что навсегда. Запас энтузиазма в строительстве и обживании с нуля иссяк. Но бытовые мелочи по-прежнему бесят, не дают расслабиться.
Дом
На следующий день он переставил мне сушилку. Она никому не мешала, я меняла постельное белье, и хотелось спать на сухих простынях. Лишь поэтому выставила на общую территорию – веранду.
– Спасибо. Я не знала, что сушилка должна стоять вон там, – сказала я соседу-хозяину.
– Это не я, – ответил он, но больше мою сушилку не переставлял.
Очень многое зависит от соседей. Но тут уж как повезет. На нашем балконе – мы опять жили на съемной квартире – находился настоящий ботанический сад. Я прочитала, как поливать разнообразные цветы, хотя в моем доме, кроме кактусов и суккулентов, ничего не приживается, и все они в комнатах детей – сын любит кактусы во всех видах, а дочь разводит суккуленты. Это отдельное искусство. Но чужие цветы было жалко, поэтому я их поливала согласно графику, который вычитала на сайтах по садоводству.
Однажды, когда я сидела на балконе и читала, через перегородку появилась рука с садовой лейкой и полила пальму. Потом я увидела, как эта же рука дотягивается до другой пальмы. Видимо, хозяйка, сдавшая жилье, попросила соседей поливать цветы. У нас сложился немой диалог, условные знаки. Я оставляла лейку на балконе, давая понять, что сегодня полила цветы. Соседи в этот день их не трогали. Есть разные способы невербального общения, но тот – через цветы – мне очень понравился. Мы с соседями понимали друг друга без слов. И прожили две недели, сохраняя прекрасные невидимые отношения.
Потом нам пришлось переехать. Место было прекрасное – старый город. Цветник располагался в патио – на общей террасе. Хозяин квартиры, который нас приютил на две недели, заверил, что этим пространством с видами на крыши, закаты и прочие красоты, а также деревянными лавочками, стульями, столом мы можем пользоваться. Имеем полное право. Но я с детства знала, что значит жить на птичьих правах. Как говорят школьники, «знала, но забыла». Да, так бывает. Если ты платишь за проживание, чувствуешь себя хозяйкой. Если ты в гостях, пусть и на длительный срок, ты никто. Сосед переставлял лавки в патио по собственному вкусу, предварительно заливая их водой, чтобы никто не мог на них присесть. Стулья были перевернуты и так стояли на столах как знак, что они не предназначены для гостей. Сосед щедро прямо перед входной дверью разбрасывал содержимое банки, приспособленной под пепельницу. Банка стояла спрятанная в углу и припорошенная листьями. Курящие временные жильцы покорно собирали окурки и выходили курить на улицу. Почему нельзя было курить в патио, в открытом пространстве, никто не спрашивал. Главный жилец диктовал свои правила. Никто не мог доказать, что это делал именно он, но больше вроде как некому.
Все это мне было знакомо, шло из детства: знай свое место. Тетя Зина могла скинуть с веревки сушившееся во дворе белье, потому что была недовольна – Анжелка нашла жильцов, а она – нет. Белье ни в чем не повинных жильцов валялось на асфальте, но тетя Зина считала себя правой. На общей кухне она могла отставить с конфорки чужую кастрюлю с варящимся супом и поставить свою. А что такого? Она здесь хозяйка, и ей решать, на какой конфорке варить суп. Чужую квартиру драишь так, как со своей не убивался. И все равно не так – то на кастрюле остался жир, то на сковороде царапина. Чувствуешь себя виноватой, а значит, придется платить. Дело не в жильцах, не в чистоте – только в деньгах.