Бабушкино море
Шрифт:
«Счастливые, им хорошо. Отчего им так хорошо? А мне страшно. Я не хочу, чтоб мне было страшно!» — думает Ляля.
Ляля входит в воду по щиколотку. От холода дыханье у неё на минутку обрывается. И вдруг, неизвестно почему, ей становится весело-весело! Она сразмаху плюхается в воду, машет руками, как Люда. Потом подпрыгивает, как Света, и тут у неё из-под ног исчезает дно.
Где дно?! Дна нет.
— А-а!! — кричит Ляля. — Нет дна! Ой, нет дна! Утону!
И
Вот уже её голова под водой, а руки торчат высоко над водой. Лялины пальцы сами сжимаются и разжимаются, будто хватая воздух. Ляля захлёбывается. Она глотает горько-солёную воду…
Дна нет.
И вдруг рядом с ней появляется под водою какое-то жёлтое пятно.
Оно растекается и колеблется. Длинные щупальца тянутся к ней. Что это? Это кто-то услышал, что Ляля кричит, и пришёл спасать её.
— Мама, мама! — кричит под водою Ляля, захлебываясь водой.
Над её макушкой бегут пузырики.
А тот, кто пришёл её спасать, быстро и крепко хватает Лялю за волосы. Ляле тоже хочется поскорей ухватиться за этого человека. Хочется выплыть, вздохнуть, дышать.
Она рвётся из рук и то на минутку всплывает, то опять уходит под воду. Но этот невидимый крепко держит Лялю за волосы. Он волочит её за собой.
— Ой, отнусти-те! — кричит Ляля.
Её отпускают. Ляля становится на ноги. Во рту и в носу у неё вода. Она дышит, широко раскрывши рот. Она, подымает тощие руки и словно дышит руками…
Отдышавшись, она замечает Люду. Значит, это Люда её спасла!
Лицо у Люды довольное и хитрое. Люда, вытащила её из воды. За косы вытащила… А, может, это она, только баловалась и нарочно тянула её не за руки, а за косы?..
— Ишь ты, чуть не потопла! — говорит Света. — Идём скорее на бережок. Отогреешься…
— Не пойду!.. — икая и задыхаясь, вдруг говорит Ляля. — Людка в воде таскала меня за волосы.
— А ты ж как хотела? За пятки, чтой ли? — удивляется Люда. — Утоплых всегда таскают за косы…
И вдруг она замечает, что Ляля вся синяя.
— Идём же, ну! — говорит Люда.
Но Ляля не отвечает. Она плюёт солёной водой.
— Замёрзнешь! — кричит, испугавшись, Люда и, вдруг подхватив Лялю подмышки, волочит её за собой.
— Пусти!!!
Но Люда не слушает. Люда, бежит к берегу, а Ляля бьёт ногами по воде и отбивается от Люды изо всех сил.
— Мне больно! — кричит Ляля и плачет. — Ты зачем таскаешь меня, как деревянную!
— Да ты же тонула! — говорит Люда.
— Эх, и купаться даже но может! — говорит Света, когда Ляля и Люда выходят на берег.
Ляле горько и холодно.
«Им хорошо! — задыхаясь, думает она. — Я бы тоже так плавала, если б у нас на Староневском прямо под окошками было море!.. Они здешние… Море ихнее…» И, вдруг заплакав, она кричит:
— Чтоб… чтоб такая большая и так за косы хвататься!
— Гляди-ка!.. Бабке хочет наябедничать, — толкая Свету, говорит Люда.
— Вам хорошо! Море ваше! — плача, говорит Ляля, садится на песок и торопливо натягивает платье на мокрое тело.
В это время подходит к берегу большая лодка, груженная камышом. От камышей пахнет сыростью, болотной травой и плесенью. Какой-то старик закатывает брюки и выходит из лодки.
— А зачем ему камыши? — спрашивает сквозь слёзы Ляля.
— Как так «зачем»?.. А печку топить? Разве у вас без печей живут?
Ляле стыдно сказать, что у них в городе дом без печей, без собачьей будки, без деревьев в саду, без моря.
— Печки нет, — говорит она. — Зато есть двор, и есть трубы, и паровое… И есть кочегар. Он топит один на весь двор. А в доме семь этажей… И после войны все стёкла новые поставили, а сады у нас посредине города. Там ограды и памятники. Есть даже памятник дедушке Крылову — вот который про слона и моську сочинил. Немец в него как целил, а не попал… Он сидит на камне и вокруг петухи, и вошки, и есть журавль… Не живой, а тоже памятник…
— Завралась, — говорит Люда, — думаешь, не видали мы памятника? У нас тоже есть памятник «Жертв Революции». С флагом.
— А у нас есть поде «Жертв Революции», — говорит Ляля. — Посредине города. Всё в цепочках.
— Ой-я! — говорит Света и разводит толстыми ручками.
— Завралась! — говорит Люда. — Цепки не может быть посреди поля. Какая такая цепка?
— А вот такая! — говорит Ляля. — Можешь даже маму мою спросить.
— И спрошу, что ты думаешь?
— А мой папа был в Африке, — говорит Ляля. — Там дети бегают голые посредине города…
Он сам видал.
— Так ты думаешь, мы не слыхали про Африку?! — говорит Люда. — А талые потому, что капиталисты там. Когда у нас Михайловна овдовела, так ей из Рыбтреста сразу выдали ордера на калоши и полупальтики для всех пятерых ребят. А в Африке малолетки голые!..
— О-лень-ка! — кричит, показавшись вверху над скалою, тётя Сватья и придерживает рукой край летящей косынки. — Ты, что ж, загулялась, деточка? Мамочка кличет, по саду бегает. «Не утопла бы», — говорит. А я говорю, грех накликаете, Зинаида Михайловна! Зачем ей утопнуть? Дитё гуляет… Так ты обедать иди, Оленька. Обедать тебе сготовлено.