Бабы строем не воюют
Шрифт:
«Все, матушка-боярыня, уехала из Ратного – отрезанный ломоть. Нет, конечно, совсем без пригляда усадьбу оставлять нельзя, но то, что здесь, в крепости, важнее. Господи, ну прямо как опять в чужую семью замуж ушла… хотя нет, не в чужую, здесь все мое, здесь я сама все создаю! Надо же, как обернулось, а ведь без Танькиного нытья, наверное, не скоро такое в голову пришло бы».
На следующее утро Анна устроила Татьяну на «девичьей» телеге со всем возможным удобством и в сопровождении полудесятка охраны под командой младшего урядника Климента отправилась в Ратное. Дорога, и без того длинная и скучная, в этот раз показалась боярыне настоящим испытанием: беременная сноха почти без роздыху то ахала и охала на каждом ухабе, то принималась жаловаться на щенков, которые своим воем не давали ей всю ночь заснуть. Понимая, что Татьяне и правда нелегко дается путешествие, а тряска в телеге может ей повредить, Анна не торопила возницу, велела ехать тихо, с бережением. Какое-то время они даже не спеша прошлись, чтобы ноги размять.
Сопровождающие их отроки осторожно снесли Татьяну с телеги, покряхтывая под весом отекшей от тяжелой беременности женщины. Поставили на дорогу, подождали, пока она, охнув от неожиданности, утвердится на ногах, и вопросительно посмотрели на боярыню – все ли ладно?
– Молодцы, ловко управились. Возница пусть телегу за нами ведет, а остальные позади нее едут, – скомандовала Анна младшему уряднику. – Мы немного сами пройдемся, пока боярыне Татьяне от тряски худо не сделалось.
– Так, это… – замялся Климент, – матушка-боярыня, негоже так.
– Это еще что за новости? – Анна изумленно воззрилась на него. – Ты мне перечить взялся?
– Прости, матушка-боярыня, но у нас приказ есть, строгий. – Отрок сглотнул, оглянулся на своих подчиненных и опять уставился на Анну.
– Какой такой приказ? Кто посмел?
– Господин старший наставник приказал в пути женщин одних вперед не пускать! Сначала охрана должна дорогу проверить! – отчеканил младший урядник.
«Господин старший наставник, говоришь? Ай да Лешка… слов нет… Издалека – и то бережет».
– Ну господин старший наставник свое дело знает. – Парни облегченно выдохнули. – Молодцы, хвалю.
– Рады стараться, матушка-боярыня!
По команде младшего урядника двое отроков отправились вперед, за ними, чуть погодя, шли Анна с Татьяной, за ними, опять же в некотором отдалении, ехала телега, а позади нее – остальные отроки, настороженно оглядываясь по сторонам.
Так, за разговором, то на телеге, то на своих двоих женщины не спеша добрались до Ратного намного позже, чем Анна рассчитывала. Прибыли и узнали, что ратнинская сотня рано утром тоже ушла в поход. Татьяна сразу же взвыла – Лавра не проводила! Не к добру это! У Анны уже не оставалось ни сил, ни времени опять ее успокаивать. Передала сноху с рук на руки Дарене, наказав устроить ее в горнице и по возможности чем-то отвлечь от причитаний.
– Как все сделаешь, опять меня найди, – коротко приказала боярыня бывшей большухе Славомирова рода и отвернулась к Листвяне, ожидавшей ее распоряжений.
«Холопка, а как держится! И сыновья в первый раз в поход ушли, и Корнея проводила – а хоть бы слезинка в глазах! Кремень-баба. Если сумеет-таки батюшку окрутить, то всех тут под себя согнет».
– Значит, так: я сейчас по усадьбе пройдусь, посмотрю, что да как без меня тут делается, потом позовешь мне тех холопов, про которых тебе Корней Агеич наказывал… помнишь? – Листвяна кивнула и повернулась было к двери, но Анна ее остановила. – Погоди. Обед мне сюда подашь, а как поем – пусть Дарена придет. И сама поблизости будь – я с тобой после всех поговорю. Ступай.
Не было у Анны таких уж срочных дел на подворье: она прекрасно знала, что в хорошо отлаженном хозяйстве и без нее все идет своим чередом. Однако вчерашнее осознание ненужности ее вмешательства в жизнь ратнинской усадьбы, мысль о том, что ей это не только не надо, но и неинтересно, не давали покоя. Приезжая в село по воскресеньям, она регулярно замечала небольшие, незаметные постороннему глазу перемены. И не сказать, чтобы к худшему, но она отдала этому дому много лет, положила немало сил, устраивая его уклад так, как считала нужным, полезным и удобным, а теперь с недоумением и раздражением отмечала, как постепенно этот уклад изменяется, как новые хозяйки приспосабливают его по собственному разумению.
Анне, конечно, и в голову не приходило, что чувства, которые она испытывала, были и будут равно близки и понятны миллионам женщин и до, и после нее. Именно женщин, потому что мужчины по большей части этих чувств не только не испытывают, но нередко и не знают о них, а если знают, то, не мудрствуя, величают бабьими дрязгами или вовсе бабьей дурью. Да и с чего бы им относиться к этому иначе, если нелады, вплоть до настоящей вражды, складываются у вошедших в семью невесток и зятьев именно с тещами и свекровями, а не тестями и свекрами? А начинается-то с малого – с мелочей, мужскому взгляду подчас вовсе не видимых.
Любая хозяйка обустраивает дом по-своему, вкладывает в это дело всю душу. Порой годы уходят на то, чтобы исподволь приучить домашних к единственному и неповторимому укладу жизни; настроить его, словно музыкальный инструмент. Муж этот порядок замечает, только когда он по какой-то причине нарушается, да и то не всегда, а для женщины в нем немалый смысл заложен. Дом – это продолжение ее самой: характера, привычек, предпочтений. Любые изменения в этот уклад вносятся только с ее согласия и одобрения. Муж может, не спросив жену, принести в дом новый сундук или еще какую вещь, но место ей определит только жена.
В каждом доме свои запахи, шумы, настроение, разговоры и обычаи. И творит все это хозяйка, словно создает сложный узор, где любой стежок должен безошибочно укладываться в общую картину. А потому, коли появляется в доме новый человек – невестка или зять, каждый из которых привык к иному укладу, пусть даже заведенному в соседнем доме, но другой хозяйкой, и сразу же в жизненном узоре появляются необратимые изменения. На привычных местах не оказывается нужных вещей, обыденные действия делаются не тогда и не так, разговоры идут не о том. Мужу, когда он велит, скажем, принести ему рукавицы, все равно, вытащат ли их из короба, стоящего под лавкой, или снимут с полки в сенях. А для хозяйки это уже слом устроенного ею порядка, особенно если она, сунувшись в привычное место, не обнаружит искомого, потому что невестка переложила это туда, куда с малолетства убирала в родительском доме. А если еще и хозяин проворчит: «Копаетесь, простой вещи от вас не дождаться»… Вот так и рождаются разговоры о том, что зять с тещей или невестка со свекровью живут как кошка с собакой.
Не происходит такого, только если свекровь или теща умнее или сильнее невестки или зятя. В первом случае, не без скандала и скрипа, молодой пришелец постепенно встраивается в созданный большухой порядок, а во втором, что зять, что невестка, все едино, ломаются «через колено» и тихо ненавидят тещу или свекровь даже и после ее смерти.
Свекрови Анны – незаконнорожденной княжне Аграфене Ярославне, доставало и ума, и силы, но и сама Анна не была ни дурой, ни размазней, так что… утряслось как-то без особых скандалов и ломки, хотя свою долю слез Анна все-таки пролила. Сейчас же, приезжая в ратнинскую усадьбу только по воскресеньям и замечая накапливающиеся мелкие изменения в домашнем укладе, она постепенно начала осознавать, что изменения-то исходят не от одной женщины, а от нескольких – будто сразу несколько невесток в доме поселилось, хотя ни Мишаню, ни уж тем более Сеньку она пока не женила.