Багдад. Война, мир и Back in USSR
Шрифт:
— Иностранцы в машине будут?
— Иностранцев в машине не будет.
— Разрешается.
Дорога открыта, можно следовать по означенному маршруту, закупив шашлычок и пиво… но без иностранцев. Хотя, даже, когда иностранцы все-таки выезжали иногда с нами за город, паранойи по этому поводу никакой не было, ну едут и едут…
Возвращаясь к свободе связи, однако…
И каково же было наше удивление в далеком 1989 году, когда в Багдад стали привозить, из-за границы, понятно, первые переносные телефоны, всякие Panasonic’и которые без надоедливого, постоянно запутывающегося шнура, могли быть использованы в домашних условиях и, в соответствии с прилагающейся инструкцией, могли поддерживать соединение трубки с базой на расстоянии аж до 400 метров!!! Правда, условием такого немыслимого комфорта должно было быть отсутствие препятствий для сигнала, в виде бетонных стен и вообще любых иных возможных препятствий. Как потом оказалось, еще желательно,
Именно на лужайке, именно перед виллой, совершенно как в голливудском кино (а тогда уже редко, но показывали это чудо техники в американских фильмах, конец 80-ых все-таки), я увидел переносной телефон, и стал лелеять мечту об оном устройстве, столь недоступном, столь манящем…
…Олег Александрович Виноградов служил раньше большим кадровым начальником в Госкино, как сокращенно называли тогда Государственный Комитет по Кинематографии и чему—то еще, сейчас не помню, и в последнюю свою предпенсионную командировку очутился именно в Багдаде, на должности представителя «Совэкспортфильма», внешнеторговой организации того культурного ведомства. Ведомство пеклось о статусе своего представителя и снимало для него отдельное от остального торгпредского населения жилище. Это делали и некоторые другие Объединения, но Олег Александрович все равно выделялся среди других «вилльников» — его вилла располагалась в элитном зеленом районе Мансур, где жили многие багдаские богатеи, дипломаты, в том числе Посол СССР, деятели культуры и вообще местная знать. Он выделялся и особенной тонкой интеллигентностью, начитанностью, чувством юмора, и вообще степенью интеллекта. Общаться с ним было всегда интересно, несмотря на приличную разницу в возрасте, а ему тогда уже было под 60 лет. Нам как-то удавалось общаться, как сейчас говорят, на одной волне, вместе ездить на экскурсии, ходить в музеи, на кинопросмотры иракских режиссеров (многие учились у нас, в Союзе), на вернисажи иракских художников, в общем, культурно проводить время.
И вот однажды Олег Александрович пригласил нас в гости, потчевал чаем и коньяком и в один прекрасный момент спустился на лужайку, держа у уха брикет серой пластмассы с метровой никелированной антенной, небрежно разговаривая с невидимым собеседником.
— Ух ты, — вырвалось у меня. Я видел устройство в действии впервые.
— И что, по нему в Москву даже можно позвонить?
Свобода связи казалась уже состоявшимся делом, о том, что телефоны по миру все еще связаны кабелями, сигналы по-прежнему требуют физической диспетчеризации, да и мир разделен границами, барьерами идеологии, это в голову не приходило. Купить «радио-телефон» можно было в Кувейте, но вывезти его из Багдада, и уж тем более ввезти в СССР было сложно. Несмотря на абсолютно нерабочую частоту сигнала, советская власть считала любое переносное переговорное устройство опасным, а вдруг словит оно какую-нибудь милицейскую частоту или еще хуже? Сейчас это никого не удивляет, walkiе-talkie уже даже детям не особо интересны, а тогда было впервой и… страшно. Я «радио-телефон» покупать тогда не стал, от греха подальше, но в первый же год после возвращения из Багдада заказал его в более продвинутом исполнении, из более цивилизованной Женевы и зело наслаждался беспроводной связью в своих двух комнатах на Смоленском бульваре, если бы не постоянный шум, гул, наведение частот на телевизор и прочие прелести. Как оказалось, разговаривать по нему можно беспроблемно лишь… находясь в непосредственной близости от той самой базы. Ни о каких 400 — ах метрах речи не шло, я проверял, даже спускаясь в один из вечеров, под пологом ночи, в припаркованный под окнами автомобиль, телефон «не брал», как бы сейчас сказали. Я упорно выдавал желаемое за действительное, а до появления настоящих мобильных телефонов оставалось каких-то года три…
Посол
У нашего выпуска 1977 г. наступило уже давно «время Послов». Те, кто пошел по дипломатической линии после окончания Института доросли в своей карьере до этой «генеральской» ступеньки. «Первые ласточки» были назначены уж лет пять — семь назад: Андрей Нестеренко на Кипр, Валера Шуваев из «соседней» 4-ой группы на курсе — в Ливию… Бахтиер Исламов уже «побыл» Послом Узбекистана(!) в Российской Федерации. Потом Володя Чамов, уехал Послом в Багдад, а это уже было время второй американской операции и практически начала гражданской войны. Теперь его сменил, практически без остановки в России, Валера Шуваев, и мне не терпится встретиться с ним в следующий его приезд в Москву, расспросить про Багдад 2009 года, узнать, как живут там сейчас российские граждане. (На фотографии, что он мне разрешил использовать в книге, он красуется в военной американской форме, но это же шутка, стеб, конечно, Послу оружие ни к чему).
Ностальгии по Багдаду у меня совсем нет, но, действительно, интересно, насколько поменялась жизнь в районах, которые знал, на улицах, по которым ходил. Недавно знакомый ездил в Багдад, прислал фотографии — пахнуло майской жарой, пылью улиц, запахами мат’амов(ресторанчиков) местных, те же дороги с крашеным бело-желтыми блоками бордюром, те же разбитые машины… и почти нет людей на улицах, что необычно. В мое время Багдад был заполнен разночинным людом, толпы граждан осаждали магазины в центре, по улице Эр-Рашид в воскресный день пройти было непросто, толпа! А тут — безлюдные улицы, отдельные фигурки граждан на раньше оживленных центральных улицах… непривычно как-то.
Нелегкая это работа, быть Послом в такой вот стране, да в такое время!!! Хотя, и тогда, в конце 80-ых, полагаю, это был совсем нелегкий хлеб. По наивности думалось, что уж Посол — то живет себе свободной и полноценной жизнью, ведь он «Главный Начальник» в стране пребывания, выше него нет должности в многочисленной советской колонии. Конечно, все было с точностью наоборот — по уровню ответственности, риска, самоконтроля Посол, наверное, был и остается самым «несвободным» в заграничной иерархии должностных лиц.
Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Ираке В.И. Минин казался, да и был, фигурой недоступной, встречались мы с ним лишь по престольным советским праздникам, и никогда не общались. Он не был специалистом по региону, раньше он был каким-то видным партийным функционером, по-моему. Он уехал в Союз больным очень, уже в конце моей командировки и, увы, скоропостижно скончался на родине. Больше запомнилась его жена, Нина Ивановна, которая по старой традиции зарубежных коллективов вела большую «общественную» работу, как тогда говорили(сейчас это — «социальная ответственность»), возглавляла Женсовет, т. е. формальное общественное объединение активисток из числа жен советских специалистов всех мастей, из всех категорий совзагранслужащих, организовывала кружки всякие, занималась самодеятельностью (не без моей помощи…) Не секрет, что жена Посла в «великом и могучем русском языке» в жаргоне зарубежного контингента — «Послиха». Звучит, конечно, своеобразно, но, ей-богу, никакого обидного смысла народ в это словечко не вкладывал, просто так удобнее идентифицировать человека и должность.
В начале 1990 года новым Послом был назначен известный дипломат, специалист по арабскому Востоку, настоящий арабист Виктор Викторович Посувалюк. Ему досталось самое кризисное время кувейтской авантюры Саддама, эвакуация, бомбежки, война… Не позавидуешь. Он уехал уже в 1992 году и сразу стал в Миде Заместителем Министра по региону. Увы, через несколько лет он умер в расцвете сил, и как знать, был ли Багдад и связаная с ним нервотрепка катализатором болезни какой, как знать… Посувалюк, помимо того, что был прекрасным арабистом, еще и писал и пел песни, ребята потом ставили мне его вышедший в конце 90-ых авторский диск, очень и очень неплохо, внятная работа с текстом, приятный голос. А тогда запомнился мне он двумя эпизодами.
Торжественное заседание Пантеона Советской колонии по случаю очередного Первомая, в 1990 году. Недавно прошел какой-то очередной «исторический» Пленум ЦК КПСС, и для разъяснения политики партии и правительства, в Ирак прибыл спецпредставитель ЦК КПСС, невесть какой, но начальник для тогдашнего хозяйственного, да и политического руководства. В Президиуме заседания, в актовом зале Торгпредства, вмещавшем человек 200, не меньше, восседают недавно прибывший, свежий еще Посол В.В.Посувалюк, Торгпред, Председатель Месткома, Профкома и иже с ними. Популярной хозяйственной темой для основного доклада, и сопутствующих «прений», тогда, помнится, была конверсия. По тогдашнему мифологическому убеждению советское руководство искренне считало, что все дело в неправильной, однобокой ориентации промышленного производства на нужды армии, и стоит ее переориентировать на нужды населения, и дело пойдет, жизнь наладится. (Мне этот период мифотворчества напоминает нынешнюю необъяснимую, иррациональную любовь к нанонехнологиям). Стоит начать штамповать сковородки из танковой брони — и счастье будет нам всем. Вершиной конверсии на все времена считалась незаменимая в хозяйстве убогая мини-стиральная машинка «Малютка», предел мечтаний домохозяек малогабаритных советских квартирок.
А то, что хозяйственные механизмы планового устройства экономики и рынка сильно разнятся, от взгляда аналитиков того времени ускользало вовсе. Это было принципиально невозможно сделать в условиях тогдашней экономики, или вернее уже в условиях коллапса тогдашнего строя, политического и экономического. Но обсуждение в прениях шло, и вот в какой-то момент надлежало мне выступить от Торгпредства с высокой трибуны, в поддержку, конечно, мудрых предначертаний Партии, дескать, трудом своим за рубежами Родины, сделаем все возможное дабы конверсия стала еще и приносить какую-никакую валюту. Чем черт не шутит.