Багдадские повешенные

де Вилье Жерар

Латиф Окейли ударил кулаком по столу.

– Плевал я на Аллаха! – заорал он.

Офицер нового поколения, он был не слишком религиозен и презирал цветистые обороты «старичков».

– Я хочу знать, что он делает!

– Ничего, – сокрушенно сказал лейтенант.

Генерал покачал головой и потряс папкой с донесениями:

– Я требую, чтобы вы еще раз проверили всех, с кем он входил в контакт. И сделали из этого выводы. Где-то обязательно должна быть зацепка. Обязательно! Я распоряжусь, чтобы вам помогала полиция. Все! Убирайтесь!

Лейтенант

не заставил просить себя дважды. Как только он вышел, генерал взялся за телефон. Его злость имела и другую, не менее существенную причину. Еще два дня назад его работники перехватили шифровку из Москвы, но понять из нее смогли только то, что речь шла именно о Малко Линге. Однако же полковник Чирков до сих пор не позвонил. Не мог же генерал сказать ему, что контролирует его связь! Союзники так не поступают. Почему же, черт возьми, русский не спешит ему помогать? Он решил выяснить это напрямик.

Связь с советским посольством была в этот раз еще хуже обычного. На линии сидело не меньше двух «слухачей». Но голос советского полковника прозвучал отчетливо и тепло.

Несколько минут оба офицера ходили вокруг да около, затем генерал Окейли перешел в наступление:

– Как насчет моей просьбы, дорогой Сергеич? – спросил он, по русскому обычаю назвав полковника по отчеству.

Русский удрученно ответил:

– Из Москвы до сих пор ничего нет. Беда с этими бюрократами!

Окейли готов был его убить! В этот момент Чирков любезно поинтересовался:

– Кстати, у вас там ничего не слышно насчет Арафата и Амуна?

Наступила трескучая пауза. Окейли быстро нашелся:

– Думаю, они скоро вернутся в Багдад. Я вам немедленно об этом сообщу.

– Большое спасибо, товарищ генерал, – невозмутимо произнес Чирков.

Положив трубку, генерал Окейли поспешно схватил красный карандаш, собираясь распорядиться о немедленном освобождении коммунистических лидеров Махмуда Арафата и Фуада Амуна из лагерей Нассирия в надежде, что их еще не успели слишком сильно потрепать.

Чертовы русские, – подумал он. Даром что друзья – просто так ничего от них не получишь...

* * *

Малко так и не смог сосредоточить внимание на золоченых куполах мечети Кадум. Его и семерых японских туристов буквально осаждала толпа экскурсоводов-любителей. Он бродил на площади среди лотков с открытками, дожидаясь своего связного. Многие арабы уже предлагали ему такси, но ни один не назвал пароль.

Наконец его схватил за рукав какой-то мальчишка:

– Такси, сэр, такси до университета!

Он ничем не отличался от сотен других босоногих пацанов, вертевшихся на улицах Багдада. Малко сделал вид, что колеблется, и наконец пошел за ним к старенькому «Пежо-404».

Водитель, даже не обернувшись, нажал на газ. Малко поерзал на продавленном сиденье и стал смотреть в окно. От Багдада у него, похоже, начала развиваться клаустрофобия – невозможность связаться с внешним миром и гнетущая атмосфера скрытой опасности

губительно действовали на его нервы.

Такси доехало до южной окраины города. Оставив позади мост через Тигр, они пересекли пустынный университетский квартал. Водитель неоднократно увеличивал скорость и замедлял ход, дол-то петлял по незнакомым улицам, проверяя, нет ли сзади «хвоста». Малко не мог знать, что лейтенант, увидев, что он садится в такси, прекратил преследование.

Наконец они свернули в тихий переулок и остановились. В следующую минуту открылась дверь одного из подъездов, и невидимая рука втащила Малко вовнутрь. Дверь захлопнулась, и Малко оказался в кромешной темноте.

Вокруг его запястья обвилась веревка. Сопротивляться было поздно. Малко связали по рукам и ногам и сунули в мешок, в котором, судя по запаху, раньше находилась копченая рыба. Кто-то взвалил его на плечи и понес. Малко почувствовал свежий воздух, увидел сквозь мешок неяркий свет, и через секунду его бесцеремонно сбросили на солому. Он услышал шум мотора и ощутил толчки: его куда-то везли.

Поездка длилась около получаса и сопровождалась многочисленными остановками, судя по всему, на перекрестках. Малко недоумевал, что могли означать эти новые фокусы. Это были не полицейские: те забрали бы его прямо из отеля. Но если это курды, для чего им устраивать подобный спектакль?

Автомобиль остановился, Малко опять взвалили на чьи-то плечи, но на этот раз сбросили с высоты человеческого роста прямо на твердую землю. Он вскрикнул от боли. Сразу несколько голосов заговорили по-курдски. Кто-то пнул Малко ногой, угодив в бедро.

Не успел он спросить себя, что это все значит, как послышался многозначительный щелчок взводимого курка. В затылок Малко уперся сквозь мешок твердый предмет. Не трудно было догадаться, что это такое.

Отчаянно рванувшись, он успел в момент выстрела перевернуться на спину и почувствовал на шее пониже уха нестерпимую боль. Совершенно оглохнув от грохота, он лежал и ждал нового выстрела. Его охватило ужасное ощущение собственного бессилия.

Но выстрела не последовало. Он услышал, как кто-то развязывает мешок. Затем Малко грубым рывком извлекли наружу. Он находился в подвале, освещенном неизменной керосиновой лампой. Сквозь тонкую ткань костюма до него добирался ледяной холод земляного пола.

Над ним стоял какой-то курд, державший в руке короткоствольную «беретту» калибром 9 миллиметров. Черная Пантера осыпала курда свирепой бранью. Малко видел, как шевелятся ее губы, но слов не разбирал: в ушах звенело от выстрела. Он лишь понимал, что получил отсрочку приговора.

Он окончательно пришел в себя лишь тогда, когда Гюле склонилась над ним с кинжалом в руке. Судорога страха пронзила его, но Гюле лишь перерезала веревки и выпрямилась. Курд не убирал оружие. Малко с трудом поднялся и потер онемевшие запястья. Единственным выходом из подвала был узкий коридор, у которого трое курдов играли в кости.