Багровая судьба

Оуэнс Венди

— Проблемы? — спрашиваю я, не поднимая глаз.

— Просто делаю несколько звонков, чтобы проверить, действительно ли они преданы настолько, настолько пытаются нас убедить.

Кажется, он раздражен.

Я посмеиваюсь.

— Черт, кто-то сегодня встал не с той ноги.

Выкладывая яйца на сковороду, я наблюдаю, как они сливаются, и на моих глазах формируется идеальная смесь. Если бы только всё остальное можно было легко собрать и контролировать простым движением руки.

— Подожди, ты готовишь? — спрашивает

Марко, похоже, не замечая моего замечания. Его пронзительный взгляд ищет что-то за моим спокойным выражением лица, — ты никогда не готовишь.

— Это не правда. Я часто готовлю, придурок, — я выдавливаю улыбку, возвращая свое внимание к текущей задаче, — я просто не очень хорош в этом. Кроме того, это всего лишь яйца и тосты. Ничего сложного. Я решил приготовить для нас с Евой, но могу добавить еще парочку, если хочешь.

Яйца с тостами, может быть, и простое блюдо, но из-за моего последнего кулинарного опыта с Евой, я научился не браться за приготовление большого количества ингредиентов за раз.

— Она снова придет?

Я не могу понять, какие эмоции он испытывает, услышав его тон.

— Вообще-то я настоял на том, чтобы она осталась на ночь после твоего ухода, — отвечаю я, хотя грудь сжимается от невысказанных признаний. Лопатка, царапающая сковороду, заполняет тишину, — я посчитал, что для нее будет не безопасно уходить на ночь глядя.

— Могу поспорить, что так и было.

Его невнятное замечание едва слышно.

— Что, блядь, это значит? — спрашиваю я, раскладывая яйца. Прежде чем пойти к холодильнику, я бросаю пару ломтиков хлеба в тостер, затем беру горсть спелой клубники, ополаскиваю ее и добавляю на тарелку.

— Ничего, — отвечает Марко, намекая на что-то, чего я не могу уловить, — и я уже поел, так что спасибо, я не голоден.

— Что у тебя на уме? — спрашиваю я, мое любопытство подогревается, когда я смотрю в его серьезные глаза.

— Ничего, — наконец говорит он низким, но резким голосом.

Смутное чувство беспокойства сжимает мою грудь.

— Просто скажи, в чем проблема.

Он наклоняется вперед, упираясь руками в кухонный островок, как человек, собирающийся нанести решающий удар.

— Я не знаю, ты… что не видишь, что эта женщина влюблена в тебя?

Я напрягаюсь, тарелка в моей руке внезапно стала на вес, словно свинец.

— Кто, Ева? С чего ты взял?

— Ты думаешь, это разумно позволять ей продолжать приходить сюда, зная, что она испытывает к тебе чувства? Кажется, есть только один исход, которым это может закончиться — будет неприятно всем, — отвечает Марко.

Я смеюсь.

— Ты когда-нибудь думал, что я тоже могу ее полюбить?

Это заявление становится для Марко очевидным шоком.

— Что? С каких пор? — Марко вспыляет в ответ, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, — черт, а что с Джией?

Имя Джии действует на нервы, вызывая во мне чувство вины. Я был

так захвачен бурей своих чувств к Еве, что даже не задумывался о том, как это повлияет на Джию.

— Слушай, я понял, — продолжает Марко, прежде чем я успеваю ответить, — Нам всем нужно отвлечься, но Джиа — часть нашего мира, нашей семьи. Она заслуживает лучшего.

Я тяжело сглатываю, пытаясь сдержать гнев.

— Не забывайся, с кем ты, блядь, разговариваешь. Я по-прежнему глава этой семьи, — напоминаю я ему.

Он качает головой.

— Прости, но я должен был это сказать. Просто поступи с ней правильно, прежде чем это зайдет слишком далеко. Ты ей многим обязан.

— Во-первых, Ева — не просто легкое увлечение, — я не могу отрицать правдивость его слов о Джии, но я также отказываюсь отрицать свои чувства к Еве, — во-вторых, мы оба знаем, что Джиа возненавидит меня после того, как я сделаю то, что должен сделать с ее отцом.

— Что будет с ней после того, как ты разберешься с Энтони? — спрашивает Марко.

— Что ты имеешь в виду?

— Ее мама умерла, когда она была маленькой. Что с ней будет, когда Энтони тоже не станет? — требует Марко.

— Она уже взрослая женщина! Кроме того, какого черта тебя так волнует то, что с ней будет?

— Потому что она заслуживает лучшего, чем оказаться меж двух перекрестных огней, — глаза Марко мерцают, а губы сжаты в тонкую линию.

Я хватаюсь за край столешницы, мои костяшки пальцев белеют. Слова Марко эхом звучат в моей голове, и во мне вспыхивает неустанный ритм вины и ответственности. На моих плечах лежит бремя обещания, которое я дал Джии, но я отказываюсь жениться на ней лишь по причине того, что чувствую себя виноватым из-за того, что мне придется убить ее отца за то, что он предатель.

— Пахнет потрясающе.

Голос нарушает мою концентрацию, я моргаю, и образ Джии сменяется видом Евы, прислоненной к дверному косяку. Ее волосы ниспадают по плечам, словно темный водопад, а мягкость ее взгляда заставляет мое сердце замереть.

— Спасибо. На этот раз я ничего не сжег.

Она смеется.

— Прекрасно. Я умираю с голоду, — отвечает она, и я замечаю, что она одета в ту же одежду, что и вчера вечером, — о, привет, Марко. Ты рано сегодня.

Марко коротко кивает Еве, его взгляд устремлен на меня, и он откашливается.

— Мне нужно было позаботиться о некоторых вещах, — говорит он, хотя намек о предупреждении в его словах читается безошибочно.

Она отвечает на мою улыбку, и я спрашиваю, может ли она отнести наши тарелки в столовую, потому что мне нужно закончить разговор с Марко.

Она колеблется, несколько мгновений глядя на нас обоих, прежде чем делает то, что я просил.

Когда Ева отходит, я снова обращаю внимание на Марко, в моей груди назревает буря.

— Что, блядь, ты от меня хочешь? — рычу сквозь стиснутые зубы.