Багровая земля (сборник)
Шрифт:
– «Хайленд Принцесс»! Я – «Хайленд Принцесс»! Даю команду «Стоп, машина!» За бортом трое!
Человек в макинтоше схватил бинокль. На фоне поднимающегося из-за моря солнца хорошо виднелись человеческие фигурки, летящие с кораблей в воду.
– О, ч-черт! Они меня провели! – командующий отправкой саданул кулаком по стене и зло прищурился, слизывая кровь с костяшек пальцев. – Но корабли придут вовремя! – схватил он трубку радиотелефона, макинтош полетел на стул, шляпа – на пол. – Внимание, капитанам! – приказал холодно и оправил свой мундир полковник. – Никаких тревог! Никаких остановок! Машинам: «Полный вперед!»
Когда
– Приказ выполнен. Семь тысяч русских погружены. Что дальше – не мое дело… Они сами выбрали свою судьбу.
За столом кроме Идена – постоянный секретарь министерства иностранных дел Александр Кадоган и секретарь Британского кабинета Эдвард Бриджес.
– Не кажется ли вам, джентльмены, – спросил Иден, – что ялтинское солнце постепенно окутывается лондонским туманом?
– Туман приходит и уходит, а солнце вечно, – заметил Кадоган.
– И даже если время от времени на нем появляются пятна, все равно оно – солнце, – несколько патетично добавил Бриджес.
– Мне бы очень хотелось разделить ваши восторги, но, боюсь, для того чтобы разглядеть пятна, уже не надо напрягаться.
– Все зависит от того, что мы хотим увидеть, – усмехнулся Бриджес. – Лет пять назад и Россия, и Сталин были для нас сплошным черным пятном, а теперь, особенно после Крыма, я уверен в дружелюбии союзников. Они искренне желают нам добра и будут сотрудничать и после войны.
– Как хотите, джентльмены, но Сталин – это великий человек! – воскликнул Кадоган.
– Еще в Ялте я сказал, что он производит хорошее впечатление, особенно на фоне – вы уж меня простите – двух других прокисших государственных чиновников.
– Только не при мне! – шутливо поднял руки Иден. – Что угодно, но такие намеки – не при мне!
– Эти намеки всем понятны, – серьезно заявил Бриджес, – но вот ваши, господин Иден, лично я понять не могу. О каком тумане речь? Ведь еще 19 февраля на заседании Кабинета Черчилль заявил, что серьезно полагает: русские искренне стремятся к гармоничному сотрудничеству с двумя англоязычными демократиями. Тогда же он громогласно провозгласил и то, что Сталин – человек огромной силы, к нему можно питать только полное доверие.
– А его телеграмма, – подхватил Кадоган. – Вот она, на первых полосах всех газет, – схватил он «Таймс». – «Молю Бога, чтобы вы могли как можно дольше управлять судьбой вашей страны, которая обрела подлинное величие под вашим руководством».
– Сдаюсь, джентльмены, сдаюсь, – снова поднял руки Иден. – Будем считать, что… у русских на этот счет есть хорошая пословица: «Царь хорош, бояре плохи». Будем считать, что дело в боярах. А дело серьезное! – совсем другим тоном продолжал он.
– Более чем серьезное. Речь идет о наших пленных, вернее, о невыполнении советским правительством Ялтинского соглашения, касающегося наших пленных. Британские представители по-прежнему не получают никаких сведений об английских военнопленных, освобожденных Красной Армией в Польше. Ни английским, ни американским офицерам, ни служащим посольств не разрешается видеться с военнопленными и принимать меры для их репатриации.
– А мы, – подал голос Бриджес, – мы свои обязательства выполняем? Я
– Да, – поморщился Иден. – Далеко не ладно! Предусмотрено было все, кроме… таинственной русской души. Придя в себя после двадцатимильного кросса, эти парни начали прыгать в воду. Представляете, прямо с палубы в февральскую воду?! Спасти их, конечно, не удалось… Но они прыгали и дальше: в Гибралтаре, в Дарданеллах и даже в Босфоре. Так что до Одессы довезли не всех. Но русские офицеры были не в претензии. Единственное, о чем они попросили: разрешить им обыскать корабли, чтобы, не дай бог, никто не спрятался и не попытался вернуться в Англию.
Капитаны не возражали, так как под Одессой находилось около двух тысяч английских военнопленных: в случае отказа их могли задержать на неопределенное время. Двух русских «зайцев» поймали, зато все три транспорта тут же вышли в море.
– Пакостно все это, – не выдержал Бриджес. – Ведь это же люди, а не разменная монета.
– Эдвард, вы слишком эмоциональны, – мягко заметил Иден, – и не хуже меня знаете, что, с юридической точки зрения, совершенно не правы. Представьте себе на минутку, что советское правительство предъявит какие-то права на наших пленных. Что вы тогда скажете?
– Человек должен сам решать, где ему жить, – твердо сказал Кадоган.
– Но не во время войны! – живо обернулся к нему Иден. – А теперь я вас позабавлю. На днях в нашем посольстве в Москве объявились два английских солдата, освобожденных Красной Армией из Освенцима. Оказывается, русские не придумали ничего лучшего, как развесить в польских городах плакаты на английском языке с адресом транзитного лагеря близ Одессы: добирайтесь, мол, сами… Многие так и поступили. А эта парочка решила пробираться в ближайшее английское представительство, которое, как известно, в Москве. И что вы думаете, без денег, без пищи, не зная ни слова по-русски, они добрались до Москвы и явились прямо в посольство! Там чуть с ума не сошли.
– Если по России свободно бродят англичане, могу себе представить, как там вольготно немцам, особенно из абвера… – грустно заметил Кадоган. – Надо что-то делать. Мы не имеем права бросать наших людей на произвол судьбы. Может быть, следует напомнить русским об их обязательствах?
– Молотову я уже писал, – вздохнул Иден. – Ничего вразумительного он не ответил.
– Тогда надо вводить в дело тяжелую артиллерию, – предложил Бриджес. – Тем более что наш главный «бомбардир» питает полное доверие к их главному «бомбардиру».
– Решено, – поднялся Иден. – Обратимся к Черчиллю.
– Нет, Энтони, так дело не пойдет, – ворчливо говорит Черчилль, откладывая в сторону проект письма. – Уж очень вы слезливы. А порой и категоричны. Так нельзя. Вот здесь, – снова зашуршал он бумагой, – вот здесь вы пишите, что вернувшиеся домой англичане жалуются на плохую пищу в русских транзитных лагерях и ужасные жилищные условия. По каким стандартам? Я вас спрашиваю, Энтони, по каким стандартам вы это судите? Что значит «плохая» пища? И что за «ужасные» жилищные условия? По русским стандартам эти условия могут быть хорошими, по нашим – посредственными, а по американским – варварскими. Зачем вызывать огонь на себя, зачем подставляться?