Багряная игра
Шрифт:
Быть может, через много поколений, если каждое из них сумеет стать этапом эволюции Человека, ключ и будет найден. Только во благо ли разгадка такой тайны? Не только современники Аскийоля, но, возможно, и их праправнуки не смогут усвоить и сохранить это Знание. Ибо стоит им сменить Родоначальников, и ляжет на них долг подготовить своихпреемников. Так, вероятно, и будет продолжаться, возможно, до бесконечности, но во имя какой, более великой цели?
Тут Аскийоль
Сейчас в Игре наступило временное затишье. Возвращение корабля Роффрея и отпор, который он дал чужакам, на какое-то время привели тех в замешательство. Но у Роффрея пока не было опыта настоящего противоборства сознаний - сознаний, тому обученных, способных на самое разнузданное из вообразимых надругательств - на разрушение индивидуальности, "эго", тех самых качеств, что ставят человека над прочими животными.
На миг он подумал о Толфрине, но тут же оборвал себя - а цепочка мыслей подводила его еще к одному мучительному вопросу.
Он позволил себе на миг расслабиться, насладиться той щедрой поддержкой, что давало ему ощущение одновременного пребывания на всех плоскостях мультиверсума. Он думал: "Я подобен младенцу во чреве матери, с той лишь разницей, что знаю - я во чреве. Да и с той еще, что я младенец без некоей части и это чувствую. Что она такое? Что сделает меня цельным, довершит? Кажется, часть эта, довершив меня, тем самым довершит и себя…"
Тут, как случалось все чаще, резкий сигнал коммуникатора прервал его размышления.
Он наклонился к аппарату, не вставая с кресла, и вокруг заплясали диковинные тени, странные, полуреальные образы. Область пространства, что была заключена между ним и коммуникатором, казалось, разбрызгивалась, истекала, двигаясь судорожно и аритмично, будто вода, взбудораженная вторжением постороннего тела. Так было при любом его движении, хотя сам он полностью отдавал отчет лишь в одном - что рука его способна проходить сквозь множество предметов, почти не ощущая их.
Он мог не только видеть мультиверсум, но и чувствовать его, обонять, ощущать его вкус. Правда, в делах с чужаками прок от этого невелик: понять подлинную психологию нападающих на них нелюдей ему было почти столь же трудно, как и остальному человечеству.
Экран коммуникатора ожил.
– Слушаю,- сказал Аскийоль.
И опять Морден смотрел в сторону, чтобы избавить себя от утомительного для глаз зрелища мерцающего тела собеседника.
– Несколько сообщений,- сбивчиво заговорил Морден.- Исчез корабль-госпиталь ОР-8. Оттуда передали, что поле интерконтинуального перемещения стало неустойчивым, занялись ремонтом и вдруг… вообще исчезли. Будут указания?
– Я видел, как это случилось. Там, где они находятся сейчас, они в безопасности. Если им удастся подрегулировать свое поле, при некотором везении они смогут присоединиться к флоту.
– Роффрей и Толфрин,
– Что еще?
– Аскийоль видел, что Морден чем-то обеспокоен.
– На корабле Роффрея были две женщины. Одна из них - безумная Мери Роффрей. Другая именует себя Уиллоу Ковач. Я уже доводил до вашего сведения эту информацию.
– Да. Это все?
– Мисс Ковач просила меня кое-что передать вам. Она утверждает, что поддерживала с вами личное знакомство на Мигаа и, похоже, на Призраке. Она хотела бы, чтобы вы, если выберете время, связались с ней. Для конфиденциальных переговоров на ее корабле зарезервирована волна 50 м.
– Спасибо.
Аскийоль отключил связь, откинулся в кресле. Какая-то часть сильного чувства, которое он некогда испытывал к Уиллоу, все еще жила в нем, хотя Аскийолю и приходилось дважды изгонять его. Сначала, когда Уиллоу отказалась последовать за ним на Рос, и потом, после встречи с Родоначальниками. Теперь образ ее казался чуть расплывшимся, столько с тех пор всего произошло.
Взяв на себя управление флотом, он был вынужден отказаться от многих приятных эмоций. Не из честолюбия, нет, и не из жажды власти. Просто в его положении сознание должно быть максимально управляемым, а значит, эмоциями, которые не приносят непосредственной пользы делу, следовало пожертвовать. Он стал с точки зрения привычных человеческих взаимоотношений очень одиноким человеком.
Восприятие мультиверсума с лихвой компенсировало вынужденный разрыв человеческих контактов, и все же он предпочел бы, чтобы на разрыв идти не пришлось.
Обычно он никогда не действовал по первому побуждению, но сейчас с удивлением обнаружил, что настраивает коммуникатор на волну 50 м. И делает это с нетерпением, чуть не нервничает.
Уиллоу заметила, что экран воспрял к жизни, и стала торопливо настраивать аппаратуру. Спешила, волновалась,- а то, что в результате увидела, заставило ее на миг оцепенеть.
Потом Уиллоу немного пришла в себя, но движения стали медленнее, она как зачарованная не сводила глаз с экрана.
– Аскийоль?
– голос у нее срывался.
– Привет, Уиллоу.
В лице этого человека еще проглядывали черты прежнего Аскийоля, того, что некогда с хохотом бесчинствовал по всей галактике, оставляя за собой хаос.
Она помнила беззаботного, легко поддающегося переменам настроения юношу, которого тогда любила. А тут… восседал воплощенный Люцифер, некое подобие падшего ангела; это мерцающее золотом изображение не имело никакого отношения к тому, кого она помнила.
– Аскийоль?
– Увы…- сказал он и улыбнулся; да, это был грустный и усталый падший ангел. На лице Уиллоу вспыхивала непередаваемая пляска цвета, отсветы бесчисленных изображений Аскийоля. Она отступила от экрана, плечи ее поникли. Теперь у нее осталась только память о любви.