Багрянец
Шрифт:
«Зачем вообще туда ездить? Никто не ездит. На что там смотреть?» Фермерские угодья, умирающая деревня Редхилл и поля, под которыми скрывались зловонные полости, а в них – обглоданные улики индустриализированного убийства, лежавшие в тайниках многие тысячи лет, но во сне Кэт проявившиеся снова.
Она постаралась загнать поглубже пробудившийся вдруг ужас от того, что больше нечего противопоставить худшим местам и худшим образчикам человеческого поведения. Обычно такие мысли Кэтрин не приходили, но утренних новостей хватило, чтобы понять: снова начались отчаянные времена. Они всегда стремились вернуться, и не только во втором или третьем
Выключив телевизор, Кэт внезапно оказалась в вакууме тишины. На миг ей стало тепло от благодарного ощущения, что она живет сейчас – в доме, а не в сырой пещере, где обитают существа с окрасненной плотью, грязными зубами и грубыми лицами; где черный воздух провонял падалью, а от костров поднимаются пряди дыма.
«Руки, грязные и скользкие от жидкости, вытекающей из сырой плоти во ртах, окруженных бородами».
Ей на миг показалось, что элегантная современная комната вокруг дивана вдруг преобразилась: теперь ее пятнали кровь и сажа. Кэтрин вздрогнула – она была готова набить сама себе лицо до неузнаваемости. Она же только что то же самое видела во сне, разве нет? «Как это все забирается к тебе в голову и продолжает там прокручиваться?»
Кэт заставила себя думать о чем-нибудь другом: завернулась поплотнее в халат, улеглась на диване и стала листать местную газету.
Ближе к трем утра она вспомнила, что в первую очередь нужно будет сделать новый черновик своей длинной статьи, а потом – провести пять часов на подработке в пресс-службе центра искусств, в офисах Земельного фонда в Тотнесе. К тому же, чем дольше она бодрствовала, тем больше ей хотелось испытать горько-сладкий вкус холодного белого вина.
Но это бездумное желание оказалось мимолетным, и проигнорировать его, выждать и отпустить оказалось легче, чем когда-либо. Кэт уже три года не ходила на встречи и не звонила спонсорам – не чувствовала нужды.
Прошлепав в маленькую кухню, она отпила из стакана воды, помыла посуду, проверила замки на дверях, посмотрела, выключена ли плита, и только потом легла в постель.
Стоило Кэтрин забыть о сне, как он вернулся, но принес с собой те же беспорядочные движения угловатых теней на красных каменных стенах. И на этот, третий, раз она слышала крики и плач детей.
Проснувшись в третий раз, Кэт не ложилась до самого рассвета. У нее возникла странная мысль, из тех, что приходят только очень рано по утрам: там, где из земли выкапывают столько старых костей, ничто никогда не будет как прежде.
Раскопки
5
Два года спустя
Ее покойного брата Линкольна не было уже шесть лет, но записи, сделанные им, находились на расстоянии одного клика.
Единственным источником освещения в спальне Хелен служил экран ноутбука. Ее дочь в соседней комнате наконец-то уснула. Каждый вечер Хелен изо всех сил стремилась правильно распределить время, отведенное на материнские обязанности, и это стремление очень быстро обращалось в невроз, лишавший ее малейшей возможности расслабиться. Малышка Вальда явно поставила себе цель по максимуму занимать последние два часа каждого дня матери; этот ребенок никогда не мог оставаться в одиночестве
Но наконец Хелен осталась в постели, окруженной темной и теплой тишиной, и, хотя ее тело по-прежнему пронизывали уколы раздражения оттого, что укладывать дочь каждый вечер было очень трудно, это чувство уже слабело. Камни напряжения, набившие шею, спину и плечи, стерлись до песка, а после второго бокала вина разум Хелен полностью расслабился. Последние следы гримасы постепенно таяли на ее лице. Освободившись от долга матери и хозяйки, женщина зевнула: почти каждый вечер ее глаза закрывались и объявляли о конце рабочего дня раньше десяти.
Диски, разложенные перед ней на одеяле, Хелен до сих пор никогда еще не слушала – частично потому, что злилась на Линкольна из-за его самоубийства. Шесть лет назад именно она убирала вещи из неубранной квартиры брата в Вустере, так как, кроме Хелен, никого больше для этого дела не нашлось. Там она и нашла эти записи в пластиковом контейнере с надписью «SonicGeo» на крышке.
Насколько Хелен знала, единственной и всепоглощающей одержимостью Линкольна (если не считать каннабиса и легальных веществ, с которыми он экспериментировал в своем захламленном односпальном вустерском гнездышке, располагавшемся над офисом букмекера) была запись природных подземных звуков.
В последние годы жизни, перед тем, как он всего в тридцать лет спрыгнул с Севернского моста, только поиски этих странных звуков и приводили ее брата в детский восторг.
Обнаружив машину Линкольна у моста, полиция сразу же предположила очевидное. В багажнике оказалось его туристическое снаряжение; записки, как ни странно, не было, и тела Линкольна так и не нашли. Но, как сказали полицейские Хелен и ее маме, трупы прыгнувших с того моста находят не всегда.
Хлам, принадлежавший брату, Хелен хранила в гараже своего маленького таунхауса в Уолсолле, предоставленного одной жилищной ассоциацией. Все эти коробки с книгами, комиксами, странной музыкой и странными фильмами ужасов, потрепанное туристическое снаряжение, звукозаписывающие устройства, найденные в машине, и коробка с CD, без сомнения лопающихся от странных звуков, лежали под полиэтиленом шесть лет.
Когда он умер, у Хелен не было времени, чтобы разбирать его вещи – слишком она волновалась из-за трудной беременности. Гнев из-за того, что младший брат покончил с собой, не затихал до последних пяти минут похоронной церемонии. Только тогда она, сидя в первом ряду в церкви, ощутила его присутствие, и это необъяснимое, но успокаивающее чувство почти заглушило безумное горе.
Четыре дня спустя после похорон Хелен родила своего первого ребенка. С тех пор у нее не оставалось сил горевать, и вещи брата стали символом бессмысленной потери, свидетельством наклонной плоскости, по которой скользил Линкольн, а может быть, даже одной из причин, по которой у него с головой все стало настолько не в порядке.
С тех пор единственным, что держало Хелен и ее мать на ногах, стала Вальда и забота о ней.
К тому времени как пропал Линкольн, беды и неудачи прочно и коварно укоренились в их семье и росли как снежный ком, так что казалось, проблемам не будет конца. Всего год назад папа умер от рака простаты, у мамы диабет и артрит разрослись до инвалидности… и тут Линкольн взял и сделал это, добавив еще одну трагедию. Хелен и представить не могла, что злость на брата послужит такой крепкой мачтой в буре горя.