Бахир Сурайя
Шрифт:
Дозорного это поветрие не обошло стороной. Оборачиваться, выдавая острое любопытство, он не стал, но позволял верблюду едва переставлять ноги, чтобы молох скорее с ним поравнялся. Я вдумчиво изучила широкую спину дозорного — он, казалось, нарочно расправил плечи, чтобы выглядеть грозно и представительно, будто ощутив затылком мой взгляд, — и натянула поводья.
Отчасти — потому что жгучий интерес следовало поддерживать всеми возможными способами.
Отчасти — банально из вредности.
После продолжительного общения с Рашедом все остальные представлялись восхитительно простыми и понятными, и сдержаться было невозможно —
Эта мысль почти заставила меня устыдиться и догнать-таки дозорного. Но тут он, как по заказу, позволил верблюду вовсе остановиться, якобы соблазнившись какой-то особо аппетитной колючкой, и я не стала ослаблять поводья. Молох пританцовывал, радуясь, что не нужно никуда спешить, и до дозорного добрался только к тому моменту, когда верблюд уже собрался трогаться дальше, на ходу пережевывая травяной комок.
Дозорный все-таки обернулся — и вздрогнул от неожиданности, обнаружив совсем рядом с собой рогатую башку ездовой ящерицы. Верблюд тоже не пришел в восторг, но, поразмыслив, тратить свежайшую травяную жвачку на всяких молохов не стал.
— А не порадует ли господин путницу беседой? — вкрадчиво поинтересовалась я. — Давно ли Свободные люди ушли из оазиса?..
Прим. авт.:
Тагельмуст — традиционный головной убор, прикрывающий голову и нижнюю часть лица на манер тюрбана с вуалью, благодаря чему защищает и от солнца, и от песка.
Глава 1.2
Беседу дозорный завязал охотно, но порадовать путницу не смог. Арсанийцы снялись с лагеря еще до того, как я в первый раз угодила в этот оазис и попала во дворец тайфы. До гор за это время они едва ли добрались, но за границы известной мне территории наверняка уже вышли. Если только их не задержала в пути песчаная буря — но я не знала, разыгралась ли хоть одна за то время, что я провела взаперти. Под защитой городских стен за капризами пустыни следили разве что маги, ответственные за поддержание купола над столицей, — и то лишь в те моменты, когда приближалось время подпитки плетений.
Дозорный будто нарочно сгущал краски, расписывая размеренные дни в оазисе, благополучно минувшие, пока я потихоньку сходила с ума во дворце тайфы. Послушать его, так прошла целая вечность, и Свободные могли не только откочевать к горам, а благополучно вымереть. От скуки и чрезмерно благоприятной для путешествий погоды, которая сменилась буквально только что.
Я слушала его — и не могла нарадоваться, что о кодексе сдержанности вспомнила раньше, чем о Рашеде.
После многоходовых дворцовых интриг, когда одно слово правителя способно изменить настроения в целом городе по ряду совершенно никак не связанных между собой причин, то, что пытался провернуть дозорный, казалось восхитительно простым и понятным. А я чувствовала себя такой умудренной опытом, что поневоле искала подвох.
Только его не было.
Он и в самом деле надеялся, что я испугаюсь дальнего путешествия в одиночку и, пытаясь расположить к себе единственного кочевника на дневной переход окрест, выложу как на духу и последние новости из столицы, и подлинные цели своей поездки, и еще пару поучительных историй сверху отсыплю.
Стоило отдать дозорному должное: дальнего путешествия я и в самом деле побаивалась. А он и впрямь был единственным кочевником на дневной переход окрест.
Только вот выкладывать все на духу было все равно что начинать торг с настоящей цены.
Поэтому в ответ на самые душераздирающие пассажи я сладко улыбалась и молчала в тряпочку, причем благодаря специфическому пустынному ветру делала это в самом что ни на есть прямом смысле. За беседой время пролетело незаметно, и из-за дюн показались серовато-зеленые макушки финиковых пальм.
Оазис Ваадан был довольно крупным, и при нем давно разрослось постоянное селение-ксар — десяток глиняных домов с плоскими крышами и старательно огороженными внутренними двориками, где готовили еду и просто проводили время. Мое появление поначалу нешуточно заинтересовало вездесущих мальчишек исключительно оборванного вида, но, поняв, что я пришла одна и не намерена ничем торговать, дети моментально разбежались — успев, впрочем, известить взрослых и о прибытии чужака, и о том, что дозорный не посчитал его угрозой. Поэтому встречали меня мужчины хоть и вооруженные — но не хватающиеся за рукояти мечей.
Глава ксара оказался темнокожим мужчиной с сухой сеткой морщин на лице, прикрытом тагельмустом. Он выступил вперед, стоило мне приблизиться, и вежливо склонил голову перед моим сопровождающим — но не передо мной.
Я любопытно стрельнула глазами в сторону невозмутимого профиля дозорного, проглотила тысячу и один вопрос — чтобы хозяин деревеньки кланялся наемнику, где это видано?! — и неловко спешилась, придерживая молоха за поводья.
— Меня зовут Аиза Мади, добрый господин, — представилась я, стараясь незаметно размять затекшие ноги. — Я путешествую к северо-западным горам по поручению моего повелителя, благородного Рашеда-тайфы, долгих ему лет под этими небесами и всеми грядущими. Будет ли мне дозволено остановиться на ночь на твоей земле и дать отдых моему молоху?
Мужчина задумчиво осмотрел и мои ноги, вынудив застыть на месте, и флегматичного молоха, причем последнему уделил ощутимо больше внимания. Меч у седла едва ли добавил мне очков, но клеймо столичных молоховен снова сыграло в мою пользу.
— На земле Ваадан рады любому путнику, — помедлив, отозвался глава ксара. — Камаль уступит тебе свой шатер, ас-сайида Мади, и покажет колодец, а в сумерках проводит к общему костру. Но не тревожь наших женщин и не обнажай оружия.
Как раз женщины потревоженными не выглядели — они как ни в чем не бывало сидели на крышах домов, едва видимые из-за саманных оград, и занимались своими делами, уверенные, что все проблемы за порогом касаются исключительно мужчин.
В чем-то я им даже завидовала, но слишком хорошо понимала, что сама бы так жить не смогла.
— Благодарю, добрый господин, — сдержанно отозвалась я. — Где мне найти почтенного Камаля?
В уголках глаз главы ксара разом собрались веера смешливых морщинок. Улыбки я не видела, но уже была готова поклясться, что он не хохочет во все горло только потому, что считает открытое проявление эмоций уделом женщин.
— Почтенный Камаль сам нашел тебя, ас-сайида Мади.
Я обреченно прикрыла глаза и повернулась, набрав полные легкие сухого раскаленного воздуха. Дозорный тоже прятал под тагельмустом широкую улыбку, одним взглядом обещая мне отыграться за провалившуюся попытку запугать.