Бакалавр
Шрифт:
Миз Дитц молниеносно произвела подсчет и приподняла бровь:
— Сто пять? Вы уверены? Сообщают о ста двенадцати погибших на месте.
— Это невозможно, — твёрдо произнес Хокинс. — Сорок четыре гостя, шестьдесят один сотрудник курорта, у меня записаны все имена. Не имел пока возможности поинтересоваться, возможно, кто-то умер в клиниках, но здесь погибли сто пять человек.
Взгляд рыжей кошки стал слегка расфокусированным: должно быть, она прислушивалась к чему-то, звучащему в кольце коммуникатора на левом ухе.
Спасатель воспользовался возникшей паузой в разговоре, чтобы
— Тем не менее, в общедоступных списках сто двенадцать имен. Вы сказали — они записаны у вас? Погибшие? Где именно?
Джедедия отложил «гостевой» сэндвич, запустил свободную от еды руку в нагрудный карман комбинезона и извлёк свой верный блокнот.
— Вы позволите мне снять копию, сэр? — на лице женщины проступало выражение деловитой жёсткой целеустремленности. — У любой путаницы всегда есть причина. У этой — Богом клянусь! — будет и следствие. Если она возникла не случайно, а с умыслом. К сожалению, у меня есть причины предполагать именно умысел, и не самый добрый.
— И причины эти вы мне, конечно, не назовёте.
Джедедия секунду помедлил и все-таки вложил блокнот в изящные сильные пальцы с коротко остриженными ногтями.
— Не назову, сэр. Я не смею считать себя праведницей, но я всё-таки женщина. И хочу, чтобы вы благополучно вернулись к тому или той, о чьей кошке подумали, глядя на меня. Этот блокнот…
Она быстро нашла нужное место и теперь листала страницы перед встроенной в браслет камерой.
— … этот блокнот — самый опасный документ в радиусе десяти миль. Возможно, и ста. На вашем месте я как можно скорее переправила бы его туда, откуда не сможете достать даже вы сами, если рядом не будет представителей закона. И нет, Герхарду Шмидту я бы его не отдала.
Она всё так же сидела, вглядываясь в пролистываемые страницы, но перемену в Хокинсе ощутила молниеносно, и добавила, закрыв блокнот и хлопнув им о колено:
— Я не умею читать мысли. И не хотела бы уметь. И никому не стоит. Мысли человека — между ним и Господом. Так было, так есть. И да будет так.
Заготовленная резкость так и не слетела с языка Джедедии. А девушка подняла голову, протянула блокнот его владельцу и, как ни в чём не бывало, вернулась к текущим задачам:
— Ещё один вопрос. Вы ведь расспрашивали выживших?
— Разумеется, — наклонил Хокинс тяжелую, лобастую голову.
— Кто-нибудь из них видел или слышал что-то необычное непосредственно перед толчком? Сгодится любая мелочь. А странность сгодится даже больше мелочи. Я вижу, что здесь произошло, но не понимаю — как? А вы?
Джедедия подумал, и всё-таки опустился в одно из свободных кресел. Кресло протестующе хрюкнуло, но выдержало.
— Я тоже не понимаю. А странное… видите ли, среди гостей курорта была одна пожилая дама, ведущая арфистка столичного филармонического оркестра…
— Рэйчел Эйхбаум? — вскинулась его гостья. — Пострадала Рэйчел Эйхбаум?!
Искренние тревога и возмущение в голосе собеседницы согрели душу спасателя, и он успокаивающе поднял ладонь:
— Не волнуйтесь, мисс. Госпожа Эйхбаум практически не пострадала, разве что перенервничала. Но если говорить о странностях… знаете, она сказала мне, что за секунду до толчка услышала очень интересный звук. Дословно — как будто где-то в отдалении лопнул воздушный шарик из арахисовой скорлупы. Вам это о чём-нибудь говорит?
— Мне — нет, — отозвалась миз Дитц, опять вслушиваясь во что-то, недоступное уху Джедедии. — Секунду, мистер Хокинс. Что?!
Последний возглас явно предназначался её неизвестному собеседнику. И что бы она ни услышала, это ей… не то, чтобы не понравилось. Напугало. Почти до обморока.
Бледность, мертвенная бледность поползла, заливая виски и скулы, от рыжих волос надо лбом к подбородку. Кошачьи стрелки, идущие от глаз к вискам, выцвели, став кремовыми и всё же ярко выделяясь на заледеневшей почти до синевы коже. Даже губы побелели. Хотя, следовало отдать миз Дитц должное — не задрожали. Всего лишь сжались в тонкую линию, почти идеально прямую, теряющуюся на ставшем вдруг угловатым лице.
— Остановите технику, мистер Хокинс, — шевельнулась линия. — Остановите технику и начинайте отводить людей. Если мои ребята не ошиблись… да Бога ради, Джедедия!!!
Последнюю фразу рыжая выкрикнула — насколько можно кричать свистящим шепотом. Будь это в самом деле Трикси, она сгорбила бы спину и распушила хвост. Миз Дитц — за неимением хвоста и явным отсутствием привычки горбиться — выпрямилась так, словно проглотила древний строительный уровень, и сжала кулаки. И Джедедии Хокинсу не оставалось ничего другого, как скоммутировать циркулярную сеть и проговорить, отчетливо и веско:
— Работам — стоп! Повторяю, стоп работам. Технику оставить, людям отойти к штабу. Мисс, — повернулся он к по-прежнему сидящей женщине, — чего вы боитесь?
— Мои сапёры… — начала она, закашлялась и отхлебнула воды. — Мои сапёры утверждают, что звуковой эффект лопнувшего воздушного шарика из арахисовой скорлупы может дать направленный фузионный взрыв. Который, в свою очередь, вполне способен спровоцировать нечто, визуально и по показаниям приборов неотличимо похожее на подземный толчок. Их знаниям и опыту можно доверять. Я не знаю… пока не знаю… на месте чего построили этот злосчастный курорт. И тем более мне неизвестно, какие ещё сюрпризы скрываются здесь. Но жертв было уже достаточно, мистер Хокинс. Более чем достаточно жертв.
— Вы правы, — проговорил Хокинс сухо. — Полагаю, следует сообщить полиции и, вероятно, армии…
— А что вы им скажете? — угрюмо поинтересовалась уродливая сейчас красотка, откидываясь на спинку кресла. — Что у вас есть, кроме подозрений какой-то «тайноловки»? И, что немаловажно — даже если вам поверят и не пошлют туда, куда вы собирались, но не успели послать меня… Какова будет реакция, как думаете? И сколько времени она займёт?
Теперь настала очередь Джедедии стискивать огромные, корявые кулаки. Остатки забытого сандвича крошились и падали на затоптанный пол. Кошка в человеческом обличии была права: реакцию полиции и территориалов он мог предсказать до слова и интонации.