Баксы на халяву
Шрифт:
– Пусть тебе Татарин рассказывает, - ответил Бивень, - для чего мы его вперед посадили. Все равно машину не ведет. Не хер ему спать.
– Расскажи чего-нибудь, Татарин, - предложил Череп, - как ты телок трахал, например.
– Да, да, - согласился Бивень, - про телок и я послушаю реально.
– Чего рассказать-то? - пожал плечами польщенный вниманием Татарин. Может быть, лучше радио послушаем?
– Ты не отмазывайся, Татарин, - сказал Череп, - радио тут хреново ловит, я пробовал. Мне нравится, как ты про телок
– И мне, - поддакнул Бивень.
Такое любопытство Черепа и Бивня к сексуальным рассказам Татарина объяснялось очень просто. В его личных повествованиях, он, Татарин, выглядел этаким Дон Жуаном и Казановой. По его рассказам, все окрестные телки просто с ходу бросались на него и выли от желания обладать им, истекая слюнями и смазкой. Они отдавались ему где угодно - в сортире скорого поезда, на галерее универмага "Гостиный двор" и даже прямо на улице за углом. Но даже при беглом взгляде на морду Татарина было подозрительно, что такое отвратительное лицо, как у него, может вызывать вожделения у представительниц слабого пола.
Это замечание однажды Бивень и вставил в очередной рассказ Татарина о том, как на балете "Жизель" прима увидела его среди зрителей, сделала ему знак и после представления он овладел ей прямо в гримерке на столике среди страусинных перьев и прочего макияжа. Недоверие в этой истории вызвало два факта. Во-первых, ни в какой балет Татарин никогда не ходил и второе, это то, что рябую морду Татарина можно было, конечно, заметить среди зрителей, но почувствовать вожделение и сделать знак?
Татарин обиделся и сказал, что есть еще кое-что, от чего женщины приходят в восторг и это совсем не рожа. А он рассказывать больше не будет, раз ему не верят. Череп и Бивень единодушно поклялись никогда более не оскорблять недоверием рассказы Татарина.
"Кое-что" Татарина они вскоре увидели в бане. Это "кое-что" было маленьким и сморщенным, еле-еле выбивалось из густой растительности волосяного покрова. Наверное, Татарин держал "кое-что" двумя мизинцами, когда писал. Но в своих рассказах Татарин упоминал о "кое-что" эпитетами вроде "грозный поршень" или "боевая ракета", что еще больше забавляло его слушателей, которые, как мы помним, поклялись не оскорблять недоверием...
Польщенный вниманием Татарин задумался о том, какую бы ему историю рассказать сегодня. Пока он думал, Бивень громко пукнул и не менее громко заржал.
– Будь здоров, - сказал ему Череп и довольный своей шуткой тоже рассмеялся.
– Фу, Бивень, урод, - ругнулся проснувшийся Мускул и стал открывать окно.
– А чего? - возмутился Бивень. - Лучше громко обосраться, чем предательски насрать!
– Ты че обосрался? - подколол его Мускул.
– Нет, это у нас так реально на зоне говорили, - объяснил Бивень, типа, пословица была такая.
При этих словах Мускул презрительно усмехнулся, потому что он знал, что на взрослой зоне Бивень не сидел. Попал за грабеж на "малолетку", там и досидел до девятнадцати лет. А грабеж-то был пустяковый. Отбирал ежедневно мелочь у дохляков после уроков, пока родителям обиженных школьников это не надоело. И они засадили его на три года на "малолетку".
– Это еще что, - задумчиво произнес Татарин, - вот я однажды обосрался, так обосрался!
– Ну-ну, - с интересом заерзал на месте Череп, - с телкой?
– С телкой, - согласился Татарин.
Бивень в этом месте оскалился и подмигнул Черепу в зеркало заднего вида.
– Дело было так, - начал Татарин, - сняли мы с корешем телок на Староневском и повезли к нему на хату. А он живет на Петроградской в коммуналке. Короче выпили мы, закусили и меня срать как приперло, что невмоготу. Я в коридор кинулся, гляжу, а в туалет бабулька входит, его соседка. Я говорю, мол, бабулька, дай мне "пасту подавить", невмоготу мне, мол. А она ни в какую! Закрылась старая изнутри и сидит там. Я жду-жду, а она как назло не выходит. Я уже чувствую - поперло! А там телки ждут в комнате, обосрусь, трусы будет стыдно снимать.
– Да, дела, - сочувственно покачал головой Череп, - бывает такое, что хочется, аж невмоготу.
– Да, не перебивай ты, - вмешался Бивень, - дай человеку дорассказать.
– Я на кухню, - продолжил Татарин, - а по пути на столике у телефона газету взял. На кухне темно, а мне того и надо. Порвал газету пополам, на одну половину навалил, а другой подтерся. Аккуратно свернул все это и в форточку выбросил.
– А внизу-то под окнами что? - спросил Бивень.
– Что-что? Проспект, - ответил Татарин.
– И что кому-то на голову? - начал уже хохотать Бивень.
– Хуже, - ответил Татарин, - вернулся я в комнату, где телки с моим корешем сидели, а через минуту с кухни дикий крик. Старая орет, как будто ее режут. Мы с корешем и с телками на кухню прибежали, а там по всему окну говно растекается и газета прилипла.
– Что, не попал что ли в форточку? - удивился Бивень.
– Попасть, попал, - ответил Татарин, - да там сеточка от комаров была натянута, в нее говно и угодило! Район старый, у них и зимой, и летом комары. Вот сетка и натянута круглый год.
Черепу и Бивню история понравилась, они посмеялись вместе с Татарином.
– А что телки, - спросил Бивень, - трахнул?
– Трахнул, - ответил Татарин.
– Расскажи, - потребовал Бивень.
Сзади шевельнулся Мускул.
– И когда это с тобой было? - спросил он.
– Да, вот этой зимой, - ответил Татарин.
– Я эту историю в зоне лет пять назад слышал, - сказал Мускул, - этой байке лет пятнадцать.
– Нет, - нахмурился Татарин, - это со мной было. Зачем мне врать?