Балалайкин и К°
Шрифт:
Глумов. Стало быть, до сих пор мы в одну меру годили, а теперь по-иному годить надо, а завтра, может быть, и еще как-нибудь больше годить придется.
Рассказчик. Как же это, Глумов?
Глумов. Пойми, мудреное нынче время! Такое мудреное, что и невинный за виноватого сойдет. Начнут это шарить, а ты около где-нибудь спрятался - ан и около пошарят! Где был? По какому такому случаю? Каким манером?
Рассказчик. Господи, спаси и помилуй! Ведь этак мы, хоть тресни, не обелимся! Но мы
Глумов. Помню, помню... Чем только не восторгались!
Рассказчик. А теперь как же?
Глумов. Забыть. Забыть и не вспоминать. Живи в свое удовольствие и не рассуждай!
Рассказчик. Что же это за рецепт такой: живи в свое удовольствие!
Глумов (резко). Ну, ешь! Надоест есть - пей! Надоест пить - дамочки есть!
Рассказчик. День прошел - и слава богу?
Глумов. Именно. Именно. Победить в себе всякое буйство духа. Жить - вот и все. Удивлять мир отсутствием поступков и опрятностью чувств... Нужно только в первое время на себя подналечь, а остальное придет само собою.
Пауза.
Знаешь что? Переезжай-ка, брат, ко мне. Вместе и годить словно бы веселее будет.
Рассказчик. Спасибо, друг... Завтра же к тебе перееду. Завтра же... Да нет, чего уж ждать до завтра? Нынче же вечером и переберусь.
Глумов. Вместе будем по городу гулять... калачи филипповские покупать.
Рассказчик. Да-а... Если уж годить, то вдвоем. Вдвоем то, верно, легче.
Глумов. Табаку и гильз купи - научу тебя папироски набивать. (Вслед уходящему Рассказчику.) Табаку и гильз не забудь!
Рассказчик. Хорошо! (Уходит.)
Глумов. Удивлять мир отсутствием поступков и опрятностью чувств...
Затемнение
СЦЕНА ВТОРАЯ
Та же обстановка. Порядком уставшие после прогулки.
Глумов и Рассказчик раздеваются, надевают халаты и
располагаются в креслах. Слуга подает завтрак.
Глумов. Вот этак, как мы с тобой нынче, каждый-то день верст по пятнадцати-двадцати обломаем, так дней через десять и совсем замолчим!
Рассказчик. Да... Так вот, как мы с тобой, вдвоем... так "годить" хорошо. Можно, оказывается, проводить время хотя и бесполезно, но в то же время по возможности серьезно.
Глумов. Осматривая достопримечательности нашей столицы, мы поневоле проникаемся чувством возвышенным, особенно проходя мимо памятников, воскрешающих перед нами страницы славного прошлого. Посмотришь на такой памятник - и все уже без слов ясно.
Рассказчик. Екатерина! Орловы! Потемкин! Румянцев! Имена-то какие, мой друг! А Державин?! (Расчувствовавшись, декламирует.)
Богоподобная царевна
Киргиз-кайсацкия орды,
Которой мудрость несравненна...
Удивительно! Или:
Вихрь полуночный летит богатырь!
Тень от чела, с посвиста - пыль!
И каждому-то умел старик Державин комплимент сказать!
Глумов предостерегающе стучит ложечкой по чашке.
Что, опять?
Глумов. Да, опять. Знаешь, я все-таки не могу не сказать: восхищаться ты можешь, но с таким расчетом, чтобы восхищение прошлым не могло служить поводом для превратных толкований в смысле укора настоящему.
Рассказчик. Да?
Глумов. Да.
Рассказчик. Ну, я постараюсь.
Погрузившись в еду, приятели замолчали.
(Нарушив молчание.) Калачи от Филиппова?
Глумов. От Филиппова.
Рассказчик. Говорят, у него в пекарне тараканов много...
Глумов. Мало ли что говорят! Вкусно - ну и будет с тебя!
Рассказчик. А что, Глумов, ты когда-нибудь думал, как этот самый калач...
Глумов (перебивая). Что "калач"?
Рассказчик. Ну вот, родословную-то его... Как сначала эта самая пшеница в закроме лежит, у кого лежит, как этот человек за сохой идет, напирая на нее грудью, как...
Глумов стучит ложечкой.
Что, опять?
Глумов. Опять. Да обуздай наконец язычище свой!
Рассказчик. Глумов! Да я ведь немножко! Ведь если мы немножко и поговорим, право, вреда особенного от этого не будет. Только время скорее пройдет.
Глумов. Да не об этом мы думать должны! Подвиг мы на себя приняли - ну, и должны этот подвиг выполнить. Вот я, к примеру, знаю только то, что мы кофей с калачом пьем, да и тебе только это знать советую!
Рассказчик. И то правда. Извини, брат. Какое мне дело до того, кто муку производит...
Глумов заерзал.
...как производит и прочее. Я ем калачи - и больше ничего! Теперь хоть озолоти меня, я в другой раз этакой глупости не скажу!
Глумов. И прекрасно сделаешь... А сейчас... Кофей попил?
Рассказчик. Попил.
Глумов. Калачи поел?
Рассказчик. Поел.
Глумов. Займись-ка. Папироски набивай. (Передает приятелю картуз с табаком и гильзы.)
Вместе (поют).
Красавица! Подожди!
Белы ручки подожми!
Затемнение
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Обстановка та же. Глубокая ночь или раннее утро. В
халате потихоньку входит Рассказчик, садится в кресло.
Следом за ним входит и Глумов.
Глумов. Ты? Не спишь?
Рассказчик. Не сплю. А ты?
Глумов. И я не сплю.
Рассказчик. Рано залегли. Бывало, мы до двух ночи словесную канитель затягивали, а нынче залегли с девяти, точно к ранней обедне собрались.
Глумов. Зажечь свечу?
Рассказчик. Погоди, может быть, все-таки уснем.
Приятели уставились друг на друга и вдруг начали