Баламут

Горъ Василий

— Готов. Смещаемся вправо. Бьем по твоей команде в момент зависания!

Зато услышала Лариса Яковлевна — ушла крыльями ветра к соседней ели, лишившейся не только хвои, но и большей части ветвей, подняла вверх левую руку и замерла. Совсем ненадолго — наша цель опустилась к самым кронам деревьев буквально секунд через десять, чуть-чуть довернулась носом к пожарищу и… не опрокинулась от нашей ударной волны, а взорвалась! Причем намного сильнее, чем первая машина!!!

Чуть позже, анализируя наиболее вероятные причины этого взрыва, я пришел к выводу, что заклинание попало в боевую часть ракет в момент

их схода с направляющих и вызвало детонацию боекомплекта. А в тот миг мне было не до раздумий — я летел спиной вперед вглубь леса, подхваченный «настоящей» ударной волной, и ничего не соображал. Потом грохнулся так, что на какое-то время выпал из реальности, и… снова пришел в себя благодаря целительским воздействиям Шаховой. Правда, в этот раз начал соображать чуть быстрее, чем в прошлый. Поэтому кое-как задал вопрос, ответ на который, как ни странно, действительно интересовал:

— Как ты… и как она?

— Я почти в норме… — ответила напарница, но я прочитал этот ответ лишь по шевелениям губ, так как ее голос заглушали поднявшаяся «стрельба» и гудение разгорающегося лесного пожара: — …а она поломалась.: предплечье, ключица, четыре ребра плюс сотрясение и кое-что по мелочам. В общем, если уйдем, то вылечу.

— Понял… — кивнул я, отрешенно отметил, что мне плевать, что будет в том случае, если уйти не удастся, заставил себя «просканировал» собственную тушку, бесстрастно подумал, что могло быть значительно хуже, собрался с силами и встал. А после того, как утвердился в вертикальном положении и сфокусировал взгляд на Дарье Ростиславовне, как раз начавшей подниматься с земли, невольно похолодел: лицо женщины помертвело, глаза пугали стылой жутью, а на губах играла улыбка, отдающая Смертью! При этом нас с Ларисой Яковлевной Долгорукая не замечала: она смотрела на костер в центре поляны и видела только его.

Потом пошла. С трудом переставляя негнущиеся ноги и не замечая, что левая рука безвольно «болтается» заметно ниже, чем должна, что по шее из-под полуоторванного уха стекает струйка крови, что дыра в подоле платья обнажает бедро с огромной ссадиной, начинающей чернеть, и так далее. Императрица была сосредоточена на другом: шаге на втором-третьем стала стягивать с пальцев кольца, причем так резко, что наверняка дополнительно травмировала и без того пострадавшую руку. На девятом-десятом сорвала с шеи ожерелье, а еще через два, чуть замедлившись, вытащила из ушей серьги и расстегнула браслет комма.

Не знаю, почему, но мертвая механистичность этих жестов снова выбила меня из глубин душевной боли и заставила задать напрашивавшийся вопрос Язве, но ее ответ ничего не прояснил:

— Она включилась… Не мешай!

Я пожал плечами, расфокусировал взгляд и снова начал погружаться в мутную пелену отчаяния, но не успел в ней утонуть из-за запоздалой догадки, достучавшейся до разума: раз государыня продолжала идти в пламя, значит, собиралась уйти из жизни вслед за дочерью!

Часть моей души утверждала, что такой выход принесет самое быстрое облегчение, но я все-таки качнулся вперед, собираясь рвануться к Долгорукой, и… был пойман за локоть:

— Не дури, Рат: она Гранд в Огне!

Эти слова женщины, которой я верил, как самому себе, даже в таком состоянии, сбили порыв и вернули в состояние прострации. Правда, скажем так, наполовину: я продолжил упиваться болью потери, но параллельно видел, как Императрица входит в костер и пропадает из виду. А через целую вечность прикипел взглядом к языкам огня, закрутившимся в две разнонаправленные спирали, выстрелившими

по сторонам снопами ослепительно-ярких искр и плавно сгустившимися в фигуру государыни. Потом завис, не сразу сообразив, что эта картинка мне не чудится, а обнаженная фигура, переливающаяся всеми оттенками алого, оранжевого и золотого — настоящая. Так что повернулся к ней спиной с приличным запозданием. Правда, без толку: на сетчатке глаз все равно остался подробнейший оттиск — абсолютно гладкая голова, полностью избавившаяся от волос, дотлевающий обрывок воротника, сползающий с целой ключицы, неестественно вывернутая кисть пострадавшей руки, «вмятина» над сломанными ребрами, каждая отдельно взятая ссадина и так далее. А через считанные мгновения ночной лес превратился в дневной, пламя загудело в несколько раз сильнее и дохнуло жаром даже на таком расстоянии, а Шахова рванула меня за локоть:

— Женское шмотье и обувь я ей подберу из запасов в своем кольце. С тебя «Хамелеон» и спас-комплект, чтобы было чем фиксировать сломанные кости, и…

— Кости подождут… — мертвым голосом заговорила государыня. — Сейчас нужны только обувь и «Хамелеон». Маячок я выжгла, артефактная ювелирка расплавилась на теле Ярины, значит, отдыхающая смена телохранителей уже поднята по тревоге. В общем, у нас двадцать-двадцать пять минут. Кстати, Ратибор Игоревич…

— Все разговоры — потом! — рявкнула Язва и продолжила командовать. Судя по всему, насильно одевая Императрицу: — Поднимите ногу… Вторую… Уберите руку — натяну сама! Теперь штаны…

Рычала, как хороший фельдфебель на провинившегося рядового, и не слушала никаких возражений. Когда закончила с комбезом и обувью, забрала у меня спас-комплект, раскурочила упаковку, зафиксировала все сломанные кости, «включила» регенерацию, облачила Дарью Ростиславовну в новенький «Хамелеон», помогла его «привязать» и ткнула меня в спину:

— Мы — все. Командуй!

Я повернулся к ним лицом, на мгновение впал в ступор, наткнувшись взглядом на череп, лишившийся волос, бровей и ресниц, а затем переключился в боевой режим, чтобы заставить себя отвлечься от всего лишнего, и начать шевелиться:

— Ты ведешь. Вы двигаетесь следом за Язвой, не отставая от нее больше чем на два метра. А я замыкаю и затираю следы…

…Паранойя, не дававшая мне ни минуты покоя с момента ухода с места гибели Ярины, унялась только ближе к полудню, то есть, только после того, как я накрутил десяток «петель» по горам и долам, провел группу по течениям двух ручьев, пересек каменистый участок местности вопреки стандартной логике нормального лесовика и углубился в Багряную Зону на восемь с половиной километров. Впрочем, изредка напоминала о себе и все время, пока я сооружал убежище для дневки, заставляя перестраховываться по максимуму, и, в итоге, заставила выложиться на полную катушку. Впрочем, я не роптал, так как работа на пределе сил хоть как-то отвлекала от той жути, которая все утро пыталась проломить хлипкий эмоциональный барьер боевого режима воспоминаниями из прошлого, в котором Таня и Ярина были живы.

Не давала продохнуть и после того, как я вернул на место последний кусок дерна, оглядел куст, ничем не отличавшийся от соседних, и отправился за женщинами, оставленными в небольшом овраге метрах в тридцати от места будущей дневки. Но я сосредоточился на силуэтах, сидящих друг напротив друга, подошел поближе, сообщил, что закончил, отвел к лазу, ведущему под маскировочную сеть, и дал команду забираться внутрь. А когда оказался в схроне сам и увидел, что женщины легли на крайние спальники, оставив мне средний, мысленно взвыл, так как воочию увидел ту же самую картинку, но с Язвой и Яриной!