Баламут
Шрифт:
Переходить это поле даже под взором было страшновато, и я, остановив группу, коротко описал ситуацию, потом достал из перстня коммом, кинул взгляд на экран, на котором стали появляться значки уведомлений, и криво усмехнулся:
— Если «потеряшки» не догадаются воспользоваться связью, то полягут. Все. Без вариантов.
— Краб получил прямой и недвусмысленный приказ… — напомнила Рина, судя по всему, только для того, чтобы не переживать хотя бы за эту группу. А затем спросила разрешения набрать мать.
— Звони, конечно… — буркнул я, устало потерев лицо, и взбодрился своим восстановлением, чтобы лишний раз не дергать и без того замученную Язву.
Бестия достала
— Мам, привет! Прости за то, что разбудила, но мы почти вы-… Что?! Н-не поняла?!!! Молчу и внимательно слушаю…
Я тоже превратился в слух, так как во второй вопрос Рина вложила не только недоумение, но и воистину бешеную ярость, что мне, конечно же, не понравилось. А после того, как расплывающийся силуэт подопечной сжал кулаки, вообще затаил дыхание. Как оказалось, ненадолго — буквально секунд через тридцать она оборвала звонок, повернулась ко мне и затараторила:
— Мама приказала срочно убирать коммы в пространственные карманы и уходить с этой точки как минимум на пять километров назад и в сторону…
Я жестом приказал Шаховой выполнить это распоряжение и встроиться в походный ордер, повернулся на север и перешел на легкую трусцу.
— Нет, нам надо в лес! — заявила Долгорукая, а после того, как я повернул еще на девяносто градусов, продолжила объяснения: — Мама, судя по всему, в Нерчинске. Будет над этим районом ровно через час. И прилетит к нам, как только мы выйдем на связь… с комма Язвы!
— Что случилось, не сказала? — перебил ее я, серией жестов отправив дам вперед и начав затирать следы.
— Нет. Но пребывала в жуткой ярости…
Глава 21
16 июля 2112 г.
…Удалиться с места звонка на пять километров мы не смогли. Из-за сумасшедшей «полосы препятствий», отделявшей нас от леса. Да, неслись по своим же следам и не попадали в тупики, да, спешили, как могли, да, при любой возможности срывались на волчий скок и крылья леса, но двигаться быстрее было физически невозможно. В общем, услышав характерный свист несущих винтов приближающихся вертушек, неслабо напряглись и последние метры перед концом бурелома в буквальном смысле рвали жилы. Влетев в лес, повернули на север, набрали максимально возможную скорость и, петляя между деревьями, понеслись вверх по небольшому склону. Как выяснилось минут через семь-восемь, не зря: на вершине холма, на который мы вылетели в мыле, обнаружилась полянка, способная принять одну винтокрылую машину средних размеров. До конца оговоренного часа оставалось чуть менее четырех минут, поэтому дальше не побежали — отступили опушке, влили максимум Силы в марева и «Хамелеон», а потом задергались, так как засомневались, что в этом месте будет связь.
Как ни странно, закон подлости дал сбой. То есть, Рина дозвонилась до своей матери, и обе вертушки, барражировавшие над краем бурелома, сразу же повернули в нашу сторону.
Пилот, управлявший первой, спикировал к центру поляны как-то уж слишком резко, заставив нас похолодеть. Но с уровнем мастерства у него было все в порядке, поэтому машина, сдув к чертовой мастери чуть ли не верхний слой грунта, зависла в считаных сантиметрах от обнажившейся земли и встала на полозья. Боковая дверь-трап, начавшая опускаться еще во время снижения, легла на грунт буквально через несколько секунд, и мы, увидев в проеме Императрицу, сорвались с места.
Разделявший нас десяток метров пронеслись на одном дыхании, но с разной скоростью: Рина влетела в салон самой первой, за ней ворвалась Лара, а я перепрыгнул через трап и сразу же затормозил на входе, так как увидел недвусмысленный жест государыни, приказывающей
В этот момент наша подопечная, успевшая обнять матушку, отключила «Хамелеон» и что-то прошептала ей на ухо, а Дарья Ростиславовна, почему-то оказавшейся точно в такой же накидке, перешла на командно-штабной:
— Рин, марш в ближайшее кресло и жди. А вы ведите меня к лесу — нам надо поговорить без лишних ушей!
Мы с Язвой снова влили Силу в наши марева так, чтобы силуэты были видны метров с трех, и вышли наружу. Спустившись по трапу, подождали Императрицу и быстрым шагом пошли к опушке. А там о чем-то задумавшаяся женщина обошла здоровенную ель, как мне показалось, подсознательно уходя с прямой видимости телохранителей, оставшихся в вертолете, затем бездумно провела ладонью по пушистой лапе и повернулась к нам:
— Времени очень мало. Обходимся без лишней лирики. Вопрос первый, личный: результаты есть?
— Да. Воздух. Сильный. Плюс обезглавливание… — предельно коротко и сухо доложил я.
— Проблемы были?
— Справились.
— Спасибо. Буду должна… — все в том же стиле заявила она и явственно скрипнула зубами: — А теперь новости. Мой муж возложил вину за увеличение диаметра Багряной Зоны на генерал-лейтенанта Кораблева и вас, засечников. Петр Денисович, отдавший «преступный приказ» остановить ДРГ любой ценой, был показательно казнен на Лобной Площади столицы. Та же участь ждала и Пахома Яковлевича Гаранина, но мне удалось устроить ему побег из-под ареста. Повторю то же самое, но другими словами: увеличение диаметра Багряной Зоны почти в два раза унесло более ста семидесяти тысяч жизней россиян и без малого триста десять жизней наших южных соседей. Вы, засечники, назначены главными виновниками, и теперь находитесь вне законаи в России, и в Поднебесной!
Я закусил губу, чтобы удержать рвущуюся наружу матерную тираду, Язва грязно выругалась, причем в полный голос, Дарья Ростиславовна набрала в грудь воздуха, явно собираясь что-то сказать, и в этот момент с оружейных пилонов вертушки сопровождения, висевшей в воздухе метрах в семидесяти от борта государыни, сорвались сразу две управляемые ракеты!!!
Как я успел толкнуть Дарью Ростиславовну к стволу ели прямо сквозь пушистые лапы, не скажу даже под пытками. Помню лишь, что сразу после этого движения оглох и ослеп. Субъективно — на целую вечность. А ближе к концу последней, то есть, за миг до того, как снова обрел возможность видеть и слышать, как-то разом почувствовал весь окружающий мир: «воющие» от боли и жуткого жара деревья, отчаяние Императрицы, дикую ярость Язвы и… ледяную жуть, поднимающуюся из глубины моей собственной души. Потом появилась картинка. Такая же «многомерная»: ель, изуродованная ударной волной, поражающими элементами ракет и обломками уничтоженной машины; остов вертушки, пылающий огромным чадящим костром и разгоняющий ночную тьму; страшно перекошенное лицо матери, потерявшей дочь; машина сопровождения, оказавшаяся вдвое дальше, чем была, поэтому медленно разворачивающаяся носом к поляне, и… губы Шаховой, раз за разом повторяющей одни и те же фразы.
Звуки вернулись вместе с болью в ушах, резью в глазах, жжением от ожога на правой стороне лица, правом плече и руке:
— …волной. Под синергией. По вертушке! Приди в себя: убийцы Рины еще живы, поэтому бьем ударной волной. Под синергией. По вертушке! Приди в се-…
Если бы не слово «убийцы», я бы, наверное, так из ступора и не вышел. Ибо кошмарная смерть Ярины, шокировав сама по себе, вернула из прошлого воспоминания о гибели Свайки и, слившись с этим чувством, утопила меня такой пучине запредельной боли, что не передать словами! Но проснувшаяся жажда мести оказалась сильнее — я зашевелил непослушными губами и не услышал собственного голоса: