Балатонский гамбит

Гавен Михель

— Да я… — начала было снова Прохорова.

— Молчи, — одернул ее Харламыч. — Командир у нас есть, вон какой строгий. Чего тебе еще надо? Вот отправит тебя под арест за лишние разговорчики, когда к своим выйдем, узнаешь тогда.

— Вот именно, — Наталья попыталась нахмуриться, но вместо этого улыбнулась. — Так, — она закрепила повязку на ноге Харламыча, с трудом натянула сапог. — А теперь в сторожку, — приказала она. — Прохорова, я с капитаном и майором впереди. Ну а ты с Раисой и Харламычем — за мной. Харламыч сам немного ползти может, так что тебе легче будет.

— Да уж, постараюсь, — кивнул тот. — А ты-то как, девонька, с двумя такими мужиками, справишься? — спросил озабоченно.

— Справлюсь, — Наталья вздохнула. — Не Прохоровой же их поручать. Наша русская женщина какова, что не то что двух мужиков поднимет и коня остановит, если надо, она даже трактор на себе попрет, если он не едет. А не то в лагерь пошлют. Не слыхал?

— Так откудова мне слыхать? — Харламыч пожал плечами. — Два класса кончил только, мамке помогать надо было. В поле работал исправно, сызмальства. Что сказала ты, Наталья, верно. Мамка моя была такова. Да померла рано. Надорвалась от тяжелой работы. Кровью изошла, а лекарь не успел. Приехал, а она не дышит уже.

— Ладно, — Наталья сдернула варежки, подула на руки. — Прохорова, все ясно? Тогда время больше терять не будем. Двинулись.

По кустарнику доползли до опушки леса. Когда увидели сторожку, Наталья без сил упала в снег — раскрытым ртом хватала воздух. Тяжело дыша, Прохорова рухнула рядом.

— Измаялись, родимые, вот упрямая ты, Наталья, — Харламыч пытался говорить бодро, но обернувшись Наталья увидела, что его и без того сухое, сморщенное лицо стало совсем маленьким, нос заострился, только глаза горели лихорадочным блеском. Два ранения давали о себе знать.

— Ты не хорохорься, не хорохорься. Чтоб лясы точить, тоже силы нужны, — она строго посмотрела на деда. — Молчи лучше, чего надрываться.

Посредине поляны стоял шестиоконный дом с двумя бревенчатыми сараями. Из трубы вился дымок.

— Похоже, немцев здесь нет, — задумчиво произнесла Наталья. — Как думаешь? — она взглянула на Прохорову.

Та только испуганно пожала плечами.

— Да, нет, нет, — снова подал голос Харламыч. — Не то б техники нагнали. Немец — не мы, пешком не ходит. Да и будут они тебе по колено в снегу тут барахтаться по лесу, в темноте. Немец по дорожке прокатиться любит, да чтоб все ему расчистили заранее. Нашему брату не чета, привередливый.

— Верно говоришь, Харламыч, — согласилась Наталья. — Ладно, вы здесь побудьте, — решила она, — я разведаю, что к чему.

— Куда ж ты сама-то, — окликнул ее дед. — Опасно.

— А кого мне послать? — Наталья только усмехнулась. — Прохорову, что ли?

— И то верно. Но ты, лейтенант, заходи с задней стороны, так вернее, — подсказал он. — Прямиком не лезь. Мало ли что. Кто там живет — неизвестно.

— Спасибо, Харламыч, — Наталья кивнула. — Сама так подумала.

Обогнув опушку, она поползла к дому. Потом поднялась. Прижимаясь к стене и держа автомат наготове, подошла к резному крыльцу. Потом, пригибаясь, осторожно поднялась по ступенькам, приоткрыла дверь.

— Куда? Куда?! — переживал Харламыч. — Вот лезет на рожон.

В доме было тепло, натоплено. Держа автомат перед собой, Наталья вошла в сени. Впереди в комнате слышались голоса, мужской и женский. Что говорили — непонятно, видимо, по-венгерски. Вдруг они смолкли. Дверь навстречу Наталье распахнулась. На пороге показался высокий старик с высохшим морщинистым лицом. За его спиной виднелась такая же сморщенная худенькая старушка в потрепанном сарафане. Слезящиеся желтые глаза старика с мгновение смотрели на Наталью. Потом он сделал резкое движение в сторону, схватив охотничье ружье.

— Не надо, не стреляйте, не бойтесь, — Наталья быстро произнесла по-немецки, сообразив, что раз по-венгерски она не говорит, на немецком ее должны понять. Все-таки бывшая Австрийская империя, а хозяева — люди пожилые, значит, жили еще при императорах и немецкому языку их обучали в обязательном порядке. Догадка оказалась верной — хозяин опустил ружье, в его глазах она прочла удивление.

— Немцы есть у вас? — спросила Наталья, все еще держа автомат направленным на него.

— Нет, нету немцев здесь, — ответил он скрипучим, надрывным голосом и закашлялся. — Они в деревне, рядом. Эсэсовцы.

— Я не причиню вам вреда, — Наталья опустила автомат. — Мы попали в окружение. Со мной только раненые. Четверо раненных, тяжело. К своим не пробиться, сил уже нет. Позвольте передохнуть немного, раненых перевязать. Нас даже кормить не надо, только кров, чтоб переждать.

Старик смотрел на нее пристально; желтоватые, как у совы, глаза не мигали. Потом повернулся к женщине, что-то сказал ей по-венгерски. Она быстро залопотала, забегала по комнате, хватаясь за голову, и всхлипывала, показывая на печку в углу. Только теперь Наталья заметила, что там, в полутьме, сидели, испуганно прижавшись друг к другу, молодая женщина лет тридцати и двое ребятишек. Без перевода было ясно, что говорит хозяйка, мол, придут немцы, найдут русских, всех убьют, дом спалят.

— Ладно, мне все понятно, — Наталья повернулась, чтобы уйти.

Но хозяин вдруг положил ей руку на плечо. Грубо гаркнув, оборвал женщину. Она заплакала и тоже юркнула в угол.

— Раненые где? — спросил у Натальи уже спокойно.

— Здесь, в лесу, недалеко от дома.

— Пойдем, помогу тебе, — он сдернул с крюка полушубок, нахлобучил шапку на лысую голову.

Хозяйка снова заголосила. Хозяин только махнул на нее рукой и вышел вслед за Натальей.

— Ты, фрейляйн, офицер? — спросил удивленно, направляясь за ней к лесу.

— Я переводчица, — ответила она даже смущенно. — С немецкого. А офицеры все тяжело раненные. Боюсь, умрут, не дотяну их до своих.

— А я лесник здешний, давно живу.

Они подошли к кустарнику, у которого Наталья оставила Прохорову и раненых.

— Кто это? — пискнула снайперша, увидев высокого венгра.

— Хозяин дома, помочь нам пришел, — ответила та сурово. — Надежда, не ори в лесу.

— Нету немца? — спросил Харламыч.

— Нет. Они в деревне рядом, где мы их видели.