Балаустион
Шрифт:
– Что же нам делать? – буркнул один из них, губастый верзила с косящим глазом. – Самим, что ли, идти против малька?
– Раз у вас в эномотиях нет ни одного достойного бойца, чтобы обуздать этого петушка, пойдете сами! – щеки ирена сделались красными, как от ожога. – И ты пойдешь первым, Калист!
Губастый с ужасом воззрился на Гилиппа.
– Но… ирен, – неуверенно произнес другой эномотарх, стройный отрок с выразительными чертами лица, настоящий образчик мужской красоты. – Чтобы мы, «ястребы», сами вышли против «волчонка» как против равного… Это ж стыда не оберешься, клянусь Афиной!
Гилипп повернул искаженное гневом лицо к нему.
– Мы не оберемся стыда, если так и уйдем, не укоротив его, Полиад! Ты забыл, что он выбил девятерых наших, одного за
– Хорошо, я сам разберусь с ним, клянусь копьем Ареса! – выдохнул красавчик.
– Выполняй, Полиад, – Гилипп быстро взял себя в руки. – Не думай, что сразиться с этим «волчонком» будет для тебя зазорно. Старшие говорят, что ему прямая дорога в Триста.
– Про меня говорят то же самое, – карие, с искринкой глаза смотрели с легкой укоризной.
– Знаю, – Гилипп поднял руку, провел пальцами по лбу. – Да, ты лучший у нас, Полиад. Иди и сделай это.
Поскучнев лицами, эномотархи отдали честь и стали пробираться к огороженному воткнутыми в землю копьями кругу, в котором сейчас происходил поединок между двумя «волчатами». Вернее, уже заканчивался: ладный, подвижный парнишка с белой повязкой на голове (знак Первого лоха) виртуозным ударом вышиб клинок из руки противника. Тот сделал последнюю попытку атаковать, прыгнув вперед и вытянув руки, но получил деревянным мечом по лбу и отлетел назад, шипя и тряся головой.
– Исад! Исад! – закричали вокруг.
– Это называется – искры из глаз посыпались! – ехидно объявил стоявший в кругу зрителей рыжеволосый отрок с хитрым лицом. Он с искренним злорадством глядел на проигравшего, отиравшего глаза от хлынувшей с рассеченного лба крови.
Трое эномотархов Второго лоха выросли у насмешника из-за спины.
– Что ты провякал, рыжая крыса? – спокойным тоном осведомился тонкий красавчик, которого Гилипп назвал Полиадом.
«Волчонок» резко повернулся к говорившему, собираясь достойно ответить, но тут ему на плечо опустилась крепкая теплая ладонь.
– Отставить, Феникс! – этот голос, звучащий как пересыпающиеся металлические шарики, мог принадлежать только Пирру. – Это эномотархи. И разговаривать с ними надлежит равному. В чем дело?
Вопрос, однако, прозвучал не как равного к равным, а как аристократа к простолюдинам. Широкоплечая фигура царского сына излучала уверенность в себе и подавляющую силу. Полиад закусил губу, но взгляда не отвел – он привык не отступать ни перед кем. А к Эврипонтидам, кроме того, у него были свои счеты. Бесстрашные карие глаза и бесстрашные желтые вонзили друг в друга взгляды, словно копья. Пауза угрожающе затянулась.
– Полиад, тебя вызывают, – донесся из-за спины красавчика возбужденный голос.
Медленно, как бы нехотя, Полиад кивнул, окинул Эврипонтида последним холодным взглядом, затем резко отвернулся и, расталкивая зрителей, пошел в круг.
– Жаль! – раздался из-за его спины отчетливый голос Пирра. – Я хотел сам вздуть тебя, но Исад, клянусь Палладием, сделает это лучше меня!
Полиад переглянулся с товарищами. Их лица выражали досаду и тревогу. Ссора с наследником трона, эномотархом Первого лоха им была ни к чему. Презрительно скривив губы, Полиад повернулся к ожидавшему его противнику. Это был мальчишка лет десяти, узколицый, ясноглазый, с четко очерченными темными губами. Младший сынок эфора Фебида, Исад. Среди учеников Второго лоха о нем и его искусстве фехтовальщика давно ходили слухи, в большинстве своем – весьма неправдоподобные. На сегодняшних играх в честь Аполлона «волчата» двух лохов впервые встретились в поединках, и, увы, приходится признать, что хотя бы часть рассказов про Исада – правда. Напрасно ирен Гилипп назвал тех десятерых, побежденных сыном эфора, недостойными бойцами. Они были хорошими фехтовальщиками, да что там – лучшими в лохе, и доказали это, победив многих из Эвдамидевских. Но наткнувшись на Исада, они оказались бессильны: его клинок двигался по такой замысловатой траектории и с такой скоростью, что был словно невидим. Даже лучшие и опытнейшие, те,
Стыд и унижение! Пускай Второй лох не состоял сплошь из сыновей знати, как Первый, но до сих пор он с высокой честью выходил из большинства соревнований. В этот раз дело грозило обернуться нешуточным позором. Полиад почувствовал, как в груди его заклекотал, зарождаясь, гнев. Нет, прав ирен Гилипп, нужно остановить этого зарвавшегося молокососа. Как бы ни хорош был Исад в фехтовании, он не мог не утомиться, проведя десять поединков подряд. Да и сам Полиад не случайно считался первым мечом Второго лоха: с ним занимался сам мастер меча Фрикс, в свое время четырежды бывший победителем в гопломахии на лаконских состязаниях в честь Ареса Воителя. Тонкая фигура эномотарха создавала обманчивое впечатление о его физических данных, но горе тому, кто попадался на эту удочку: под кожей Полиада ходили мышцы, прочные как якорные канаты, а движения молодого мечника были молниеносны и технически совершенны. Нередко случалось, что Полиад побеждал в поединках не только сверстников-«ястребов», но даже «львов», почти взрослых юношей. Не раз и не два бывалые мужи-гоплиты, наблюдая за его стремительной манерой боя, прочили ему по окончании агелы вступление в отряд Трехсот или Священную Мору – отборные отряды спартанского государства, комплектуемые лучшими из лучших воинов Лакедемона.
Одним словом, в свои четырнадцать Полиад был грозным противником для любого из учеников агелы. Поэтому собравшаяся на праздник многочисленная толпа горожан, до сей поры наблюдавшая за столь привычным зрелищем, как поединки среди учеников, без особого интереса, теперь, услышав объявленные глашатаем имена, загомонила и плотным живым кольцом окружила площадку для боев. Глаза, глаза, глаза… Полиад взял протянутый кем-то из товарищей меч, поднял двумя руками, держа вертикально перед лицом, разделяя противника пополам широким деревянным лезвием. Этому старинному ритуалу обучил его учитель Фрикс. «Смотри через клинок, выкинь из головы ненужные мысли, вдохни животом. Пусть останется только это: противник, разделенный пополам твоим мечом и живительный аэр, наполняющий тебя свободой…» Резкий дребезжащий голос зазвучал в ушах так явственно, что на миг Полиад почувствовал позыв обежать взглядом плотную толпу, выискивая ясные мудрые глаза под белыми кустистыми бровями. Однако жестокая память тут же напомнила, что старый учитель вот уже третий месяц как перестал чувствовать ноги и не может покинуть дома.
– Победивший в этом поединке получает право присутствовать на государственных празднествах вместе с отцом! – голос глашатая раздавался как будто издалека, фигура Исада, разделенная мечом, была неподвижна.
Великая Воительница! Право участия в общественных церемониях, которое каждый спартанский юноша получает, только закончив агелу и став воином, то есть в восемнадцать лет! Из учеников лишь редкие счастливцы, заслужившие одобрение старших победой в ответственном соревновании или совершившие какой-нибудь выдающийся поступок могли рассчитывать получить подобное право досрочно. Отцы гордились такими сыновьями. Впрочем, отец Полиада сгинул, отправившись наемником к сирийцам, и теперь главой семьи был его младший брат, дядя юного мечника.
Бу-ум! Медный удар поплыл над площадью, отразился от колоннады храма Феба, вернулся обратно. Толпа разразилась криками.
– Давай, Исад!
– Руби его!
– Разорви этого щенка, Полиад!
– Отшлепай его ножнами!
– Бе-ей!
Исад, вертя мечом двустороннюю «мельницу», приставными шагами начал забирать вправо. Полиаду был известен этот прием, и он, вместо того, чтобы вращаться на месте, чего пытался добиться противник, предпринял фронтальную атаку-разведку. Укол в нижний уровень, батман, финт, рубящим – в верхний. Исад снова легко блокирует, нападает сам, косым в шею, но это – ловушка, за ним следует резкий финт и очень быстрый выпад в грудь, так что нужно не отбивать, а сделать шаг назад.