Балканы. Дракула
Шрифт:
Движения монаха были плавными и точными, как у дикой кошки, серые глаза, обрамленные чрезвычайно длинными ресницами, пронзали насквозь, а на коне он держался, как прирожденный всадник. Почти все монахи и попы, которых видел Дракул раньше, верхом сидели, как собака на заборе, и многие предпочитали потому лошадям осликов и мулов, а еще лучше — повозку с мягкими подстилками, услаждающими их седалища.
Княжеским гайдукам фра Бернардо не понравился, Влад это видел. Он был католиком, а к ним простонародье относилось с подозрением. Да и сам монах вел себя несколько надменно: общался только с князем, даже ел обособленно из своих запасов — какие-то
Влад вспомнил, как удивился он, увидав, что папский эмиссар приехал через хребты совершенно один. Ни охраны, ни слуг...
— Хуже нет, чем собирать с собой в дорогу целый караван, — пояснил тогда фра Бернардо, присаживаясь у костра. — Это все равно как оповестить всех встречных и поперечных, что ты идешь. А места тут глухие, и доброго самаритянина встретить значительно сложнее, чем лесных разбойников с кистенями и буздыганами.
Князь и сам прекрасно понимал, что после многочисленных войн и междоусобиц многие прикинули, что на лесной или горной тропе можно за день заработать больше, чем пахать землю и растить урожай или скотину. Бывшие солдаты, разоренные теми же солдатами крестьяне, беглые крепостные — и господарские, и принадлежавшие служилым боярам-куртеням...
Влад Дракул хорошо помнил восстания Фогараша и крепостных крестьян, работавших в Мараморашских соляных копях, когда они обозлились настолько, что громили замки и захватывали города. Дворянское ополчение во главе с воеводой Ласло Чаки ничего не могло поделать, и пришлось принять то, что требовали подлые смерды: в том числе право свободного перехода к другому хозяину и наказание за произвол по отношению к крестьянам. Но только для вида — потом войска взяли Коложвар, где ютилось самое гнездо черни. То-то развешивали потом на стенах их главарей!
Но изрядно их и поразбежалось по лесам. А, как известно, если собака или волк попробует человечьей крови, то непременно захочет еще. Так и быдло, вкусив крови господской и свободы, уже не возьмется за плуг и не сядет к гончарному кругу...
Да и места лакомые, что говорить. По здешнему торговому пути из Кракова к Черному морю чего только не везли... С запада, из Ипра, Лувена и Кельна, привозили сукна и бархат, из Львова — литовское полотно и оружие; в Польшу отправляли скотину, вино, кожи и меха. Из Валахии вывозили соль, медь и зерно. Кого тут только не встретишь с тяжело груженными возами — и немца с французом, и русского, и армянина, и грека... И точно так же каждого можно было найти в овраге, раздетого донага и с перерезанным горлом.
...Фра Бернардо неожиданно привстал в стременах и поднял руку.
— Тихо! — воскликнул он.
Влад и гайдуки вопросительно уставились на монаха. Тот напряженно вслушивался в обычный лесной шум: деревья скрипят, ветер шумит, птицы да звери возятся в траве и кустах.
— Наверное, показалось... — пробормотал фра Бернардо. Кто-то из гайдуков презрительно усмехнулся трусости надменного спутника, но тут спокойный и привычный лес ожил.
Из незаметных доселе, искусно сделанных укрытий на небольшой княжеский отряд бросились люди. Они визжали и ухали, словно черти в аду, да и с виду напоминали все тех же чертей. Одни — голые по пояс, грязные, другие — обмотанные плохо выделанными свмердящими шкурами. На некоторых надеты были ржавые и измятые части доспехов, но видны были и дорогие латы, с чеканкой и позолотой; среди лысых и заросших густым волосом голов попадались древние шлемы-баррельхельмы, напоминающие ведра, и простые франкские каски.
Оружие тоже было самым разным: выщербленные старинные мечи, бог весть, откуда извлеченные, сверкающие турецкие и венгерские клинки, многочисленные тесаки наподобие тех, которыми столько хлопот доставил Владу магистр ордена Дракона... Буздыганы и топоры, косы на длинных рукоятях и обычные дубины, вырезанные из прочных древесных корневищ.
Опытным глазом воина Влад Дракул успел оценить количество напавших — что-то между тридцатью и сорока. Не слишком много, если считать неумелых крестьян против обученных, прошедших огонь и воду гайдуков. Но лихие люди напали внезапно, да и кто знал, что имелось у них за плечами. В лесу прятались и бывшие бояре, помнившие не один боевой поход, и опытные ратники...
Влад выхватил саблю и с ходу рассек наискось кинувшегося к нему бородача с рогатиной, концы которой были окованы железом. Отбил щитом стрелу — так, стало быть, у них есть еще и лучники, только этого не хватало...
— Вперед! Вперед! — громко закричал князь. Но прорываться было уже поздно, если вообще возможно. Вокруг кипела битва, причем варнаки старались спешить гайдуков. Вот с истошным ржанием упал конь Петру, придавив всадника; рядом с ним, уже пешим, бился Жаля. Изрыгая проклятия и богохульства, широко размахивал буздыганом Пантилимон — от его арбалета сейчас не было никакого толку.
Князь оглянулся на фра Бернардо — тот безуспешно пытался выдернуть из плеча стрелу. Монаха нужно спасать, ведь от него зависела жизнь сына, а гайдуки... Что гайдуки? Коли получится отбиться, то и хорошо, а коли нет...
— За мной! — крикнул Влад, пришпорив коня. Францисканец услышал и, на ходу смахнув своим тонким клинком чью-то голову с широко раззявленным ртом, поскакал следом. Влад еще успел оглянуться на свой отряд. Последнее, что он увидел, был старый Батя, поднявший над собою трепыхающееся тело разбойника и с натугой бросивший его в набегавшую толпу. Через мгновение сцена битвы уже скрылась за поворотом — кони уносили князя и раненого монаха прочь.
Они скакали долго, хотя у нападавших вроде бы не было всадников, которые могли пуститься в погоню. Наконец остановились и спешились, отошли в сторону от дороги, где между корнями сосен бил небольшой ключик. Влад привязал коней к дереву, мимоходом осмотрев их — нет, слава богу, ничего кроме царапин... Вернулся к монаху. Тот заметно побледнел, широкий рукав сутаны весь промок от крови. Самодельная стрела все еще торчала в плече.
— Нужно осмотреть твою рану, — сказал Влад, вынимая кинжал.
— Ты бросил своих людей, — безразличным тоном промолвил фра Бернардо, освобождаясь от сутаны.
— Мне важнее было спастись самому и спасти тебя. Я ценю своих гайдуков, ты не подумай, монах... — процедил сквозь зубы князь, распарывая кинжалом плотную ткань сутаны и нижнюю рубаху. — Но слишком ты мне нынче дорог. Дороже, наверное, чем самому папе римскому Николаю. А мои ребята и без меня могут покрошить этих псов. Ну а не повезет так не повезет... Ты сам воин, ты знаешь.
— Я знаю, — кивнул фра Бернардо, косясь на плечо. — Что там?