Балкон
Шрифт:
"Золотой ребенок", - подумала девушка и увидела, как в прихожую входит Яна. Она подошла к сыну, поцеловала, погладила по головке, почти бегом подскочила к двери балкона, немного приоткрыла дверь и сказала:
– Все, Машуня, поскакала. Если что - я на телефоне. Вам звонить не буду, чтобы малого не будить. Вы уже взрослые, без нас во всем разберетесь. Все! Целую, солнце!
С этими словами она хлопнула балконной дверью, улыбнулась, помахала на прощанье и выбежала из прихожей. Маша посмотрела вниз. На мгновение ей показалось, что дом от порывов ветра ходит ходуном. Где-то она слышала, что
На парковке около подъезда все также пыхтел новенький внедорожник. Маша сделала глубокую затяжку и выпустила струю дыма в сторону автомобиля.
– Говнюк...
Когда сигарета была уже почти выкурена, девушка оглянулась в поисках пепельницы, но, не найдя, бросила окурок вниз. Очередной порыв ветра вырвал из тлеющего табака сноп искр и тут же унес остатки сигареты куда-то вверх. В это время из подъезда вышла Яна. Полы ее шубы развевались на ветру, открывая не такие уж и полные ноги. А может это только издалека так кажется?
Маша усмехнулась собственным мыслям и вдруг поняла, что в ней говорит банальная бабская зависть и стало стыдно. Она поспешила отмахнуться от грустных дум, обернулась, посмотрела на малыша, сидящего посреди комнаты, затем снова посмотрела вниз на идущую к машине подругу, вздохнула и толкнула бронированную дверь.
Тот поток мыслей и эмоций, который должен был пронзить ее насквозь мгновенно, растянулся в какую-то длинную, нелогичную цепочку, вяло вплывающую в отказывающийся верить в происходящее рассудок. Хотя, возможно, причиной тому был вовсе не холод, а банальная абсурдность положения, в котором она оказалась. Маша некоторое время стояла без движения и просто смотрела на идеально вымытое стекло балконной двери. Большое, прозрачное, непривычно тяжелое. Стекло, покрывающее все пространство от пола до потолка. Открывающее потрясающий панорамный вид на ночной город и позволяющее видеть с балкона все, что происходит в гостиной. Замечательное стекло! Вот только оно было пуленепробиваемым, а дверь была запертой изнутри.
2
Маша еще не осознала того, что произошло, но ее руки и ноги уже налились свинцом. Она даже не дышала. Казалось, весь мир вокруг замер. Даже ветер, до этого неистово хлещущий по лицу деляной крошкой, застыл. Щеки пылали жаром. Она снова толкнула дверь. На этот раз посильнее. Та не шелохнулась. Приложилась плечом. Безрезультатно. Ручка двери повернута вниз. Яна попрощалась с ней, захлопнула дверь и машинально повернула ручку вниз.
Малыш, сидящий перед телевизором и внимательно следящий за любимыми героями, растянулся в широкой улыбке и беззвучно захохотал. Беззвучно потому, что Маша не могла слышать его смеха сквозь толстое, прочное стекло.
Все это произошло в считанные мгновения, но их хватило для того, чтобы Яна, неуклюже топающая по скользкому льду на высоких каблуках, успела добраться до автомобиля мужа. Маша так резко рванула к перилам балкона, что чуть не перевалилась через них.
– Яна!
– завопила она настолько громко, насколько позволяли голосовые связки, - Эй! Подожди! Яна!!!
Силуэт подруги едва различался сквозь плотно летящие клубы снега. Маша кричала что есть мочи. На глаза, от боли в горле, навернулись слезы. Окоченевшие пальцы
Она кричала, но даже ей самой было понятно, что вой ветра и шум хлещущей ледяной крошки заглушает голос. Яна распахнула дверь машины и села внутрь. Включились фары. Тяжелый внедорожник медленно двинулся с места. Маша еще раз крикнула. И это уже было не имя закрывшей ее на балконе подруги, а просто протяжное и хриплое "а-а-а". Ее не услышали.
Автомобиль катился вдоль дома, вальяжно проезжая аккурат под балконом, на котором тряслась от холода и ужаса Маша. Она в панике стала озираться по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что можно было бы сбросить вниз, чтобы привлечь их внимание. Но на балконе ничего не было, кроме ледяной крошки. Девушка стала торопливо сгребать ее и мять, пытаясь соорудить снежок. Лед, вместо того, чтобы лепиться, только больно впивался в ладони, на которых теперь выступили крошечные капельки крови. Лишь сумев немного растопить кристаллы дыханием, удалось слепить некое подобие небольшого, но плотного снежка.
Маша снова перегнулась через перила и с ужасом обнаружила, что внедорожник Игоря уже сворачивает к выезду из двора. На размышления времени не было. Девушка размахнулась, насколько могла сильно, и швырнула снежок вдогонку уезжающему автомобилю.
Как же медленно он падал! Она видела, как снежок пролетает один этаж, затем второй, третий. Это были три вечности, слившиеся в одну. Затем его осветил редкий свет одного из горящих окон и в следующий миг - снова темнота. Капот автомобиля уже скрылся за углом дома. Снежок летит прямиком в него. Маша видит силуэт подруги, сидящей на переднем сидении и освещаемой тусклым светом приборной панели. Еще этаж. Еще... Из-за угла теперь виден только багажник внедорожника и красные габаритные огни.
На короткое мгновение мигнули фонари "стопов", но на скользкой дороге машина тормозила очень неспешно. Видимо, автоматический шлагбаум на въезде во двор поднимался медленно, и Игорю пришлось притормозить.
Третий этаж, второй, первый. Хлоп! В красном свете габаритных огней было видно, как плотная ледяная снежка разлетается на мелкие кусочки в разные стороны и оставляет на обледеневшей земле узор в виде множества лучей. Мимо...
– Черт!
– прорычала Маша и с силой ударила кулаками о перила.
Закоченевшие пальцы тут же отозвались пронзительной болью, и эта боль стала последней каплей отчаянья. Она закусила нижнюю губу, прижалась спиной к боковой стене балкона и медленно сползла на пол. Во рту разлился привкус железа, а по щекам покатились горячие слезы. Они крупными каплями спускались к подбородку и моментально остывали, обжигая кожу ледяным холодом. Маша обернулась к мальчику, но сквозь пелену слез смогла разглядеть только его размытый силуэт. Малыш сидел в центре комнаты лицом к экрану и радостно размахивал маленькими ручонками над головой.
– Господи...
– беззвучно выдавила Маша, - Боже мой. Что теперь делать? Там же ребенок! Кирюша... Господи, что мы наделали!?
Чем больше она говорила, тем сильнее плакала. Постепенно всхлипывания переросли в рыдания, а спустя минуту Маша уже не могла ничего говорить. Она закрыла ладонями лицо и не могла остановиться. Было страшно смотреть на ребенка, которому совсем недавно исполнилось два года, и который теперь оказался запертым в одиночестве на всю ночь.