Балкон
Шрифт:
Карниз, на котором она стояла, выступал наружу не более чем на десять сантиметров. Ее пятки свисали над пропастью, а руки вцепились в перила балкона. Если отпустить руки и попытаться присесть, чтобы схватиться пальцами за карниз, то падения избежать не удастся.
– Я не смогу, - беззвучно прошептала Маша, - Не смогу.
Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось, ноги начали подкашиваться от страха. Но взгляд на лежащего малыша в очередной раз заставил собраться.
"Все. Хватит ныть. Уже достаточно наревелась".
Маша
"Так даже лучше. Не так страшно", - она нервно хихикнула.
Вцепившись в перила покрепче, Маша развернула ноги в сторону и обе ее ступни твердо уперлись в десятисантиметровый карниз всей своей плоскостью. Пятки больше не свисали над пропастью и даже если отпустить руки, то равновесие удержать будет хоть и непросто, но вполне возможно.
– Вот так. А ты говорила "не смогу". Вот и умница, девочка. Теперь шагаем.
Она сделала маленький шаг вдоль балкона и с удовлетворением отметила, что это было не так уж и сложно. В конце концов, пока она держится за перила, идти по краю пропасти практически безопасно.
Еще шаг. И еще. Когда до края балкона осталось не более полуметра, Маша ухватилась одной рукой за вертикальный бетонный выступ, который шел по всему зданию снизу доверху, и перевела дыхание.
Отсюда еще можно было увидеть Кирюшу, но она уже достаточно на него насмотрелась, поэтому решила не терзать себя лишний раз. Вместо этого задержала дыхание, отпустила вторую руку, сжимавшую перила, и стала медленно сгибать колени, едва придерживаясь другой рукой за вертикальный бетонный выступ. Если бы в этот момент ветер обрушил на нее свой очередной неистовый порыв, почти наверняка удержать равновесие не удалось бы.
Маша опустилась одним коленом на карниз и тут же схватила его свободной рукой.
"Есть!" - мысленно закричала от восторга девушка, сама не веря в то, что ей это удалось. Мысленно, потому что вслух в этот момент она сказать ничего не могла. Любое, даже малейшее движение, в том числе резкий выдох, могли нарушить хрупкое равновесие, и весь замысел, как и вся жизнь, просто полетела бы к чертям собачьим в густую, ледяную пустоту.
Маша вдруг живо представила, как ее нога, обутая в мягкую, неудобную обувь, соскальзывает с обледеневшего карниза. Она еще какой-то миг балансирует на второй ноге. Окоченевшие пальцы, срывая ногти, стараются ухватиться за шершавую бетонную стену, но непослушное тело, потеряв равновесие, уже заваливается на бок и проваливается вниз. В ушах шумит ветер, режущий глаза, перед которыми мелькают однообразные темные провалы окон. Затем последнее окно и темнота.
"Интересно, я почувствую боль? Или успею умереть до того, как до мозга дойдет, что все кости сломаны? А может повезет, и я упаду головой вниз? Тогда уж точно не успею почувствовать".
Она поспешила отогнать упаднические мысли и напомнила себе, что от нее сейчас зависит жизнь маленького человечка. Это уже в который раз придало уверенности, и рука, до этого дрожавшая от страха, крепко ухватилась за узкий бетонный карниз.
– Так. Теперь вторая.
Маша задержала дыхание и очень медленно отпустила руку, сжимавшую вертикальный выступ. Внезапный порыв ветра обжег голые ноги и слегка качнул все тело. Маша взвизгнула и схватилась обеими руками за карниз. Ветер ослаб. Девушка с облегчением выдохнула.
– Готово. Теперь самое страшное. Мамочка, прости меня...
Она прекрасно понимала, что собирается сделать. Прекрасно знала, для чего она это делает. Знала, что иного выхода у нее просто нет. Знала, что мешкать нельзя, каждая минута промедления может стоить жизни малышу. Но здравый рассудок и инстинкт выживания просто вопили изнутри: "Дура! Ты дура! Это полнейшее безумие! Вернись! Ты прекрасно понимаешь, что идешь на осознанное самоубийство! А если ты погибнешь, то как поможешь ребенку? К тому же, ты не можешь быть до конца уверена, что он съел эти таблетки. Вполне может быть, что малыш просто уснул! А ты его бросила! Пока еще не поздно - вернись! Ты не сможешь удержаться на одних только пальцах, если сбросишь ноги вниз!"
Внутренний голос звучал внушительно и логично. Но все эти доводы разбивались в прах перед одной только вероятностью, что ребенок может погибнуть из-за ее бездействия. Если спрыгнуть вниз, рассчитывая повиснуть на одних только руках на скользком карнизе, то какова вероятность, что удастся удержаться? Маша не знала. Узкий бетонный карниз, на котором налип тонкий слой ледяной корки, был единственным возможным упором, на который она могла рассчитывать.
В голове продолжали роиться, множиться сомнения, и Маша поняла, что если промедлит еще хотя бы с десяток секунд, то просто откажется от своей безумной затеи, вернется на балкон, и просто будет смотреть, как медленно умирает двухлетний малыш, которого она так и не решилась спасти.
Маша сжала зубы, до хруста в костяшках впилась пальцами в карниз и медленно опустила вниз одну ногу. Когда нагрузка на руки стала невыносимой, она запаниковала и попыталась забросить ее обратно, но тут вторая нога сорвалась, и девушка всем корпусом скользнула вниз. В один миг пальцы тоже соскочили. Резкий вдох, глаза округлились до боли, зрачки расширились, и Маша почувствовала, что падает.
5
Странное дело - человеческая жизнь. Мы рождаемся, принося нечеловеческие страдания своим матерям. Мы растем, заботимся о своем теле, о душе. Мы развиваемся, учимся, стремимся к чему-то. Мы мечтаем. Мы приносим массу беспокойства людям, которые нас любят, а порой и тем, кто нас не любит. Каждый из нас так хочет чего-то достичь, прожить эту жизнь не зря, прожить не впустую. Но, в итоге, мы посвящаем свою единственную жизнь, данную нам нашими матерями в муках, совершенно чужим людям. Не родителям, не себе, а тем, кого мы любим. А порой и тем, кто нас не любит.
Маша ощутила, как ветер, который до сих пор обжигал и бил ее по лицу, очередным порывом мягко ударяет в спину. Следующий удар в спину оказался значительно более сильным. Сильным, но недостаточным для того, чтобы выбить из нее остатки жизни. Маша коротко вскрикнула и выгнулась в дугу всем телом, лежа на бетонном обледенелом полу балкона двадцать шестого этажа. Выл ветер, снова повалил снег. Но, на этот раз, это были не острые кристаллы льда, а мягкие, пушистые снежинки, которые падали ей на лицо и таяли от жара обветренной кожи.