Баллада о двух гастарбайтерах
Шрифт:
Потолок логова был покрыт искусственным мхом, и стоило мне чуть-чуть привстать, как я всей спиной чувствовал его теплую шероховатость. Стены оклеили самым мягким, буквально шелковым на ощупь тригрином, а пол я попросил отлить из добротного шерстона. В общем, логово получилось классное. Настоящее логово заслуженного, выигравшего многие и многие схватки гастарбайтера-бойца. Я лежал в нем и на зеленом, приятном для глаз объем-экране компа строил модель новой серии ударов. Она выросла из разработанной
Мысль об этом, а также о том, как я применю этот прием, будила у меня в груди приятное тепло.
Потом рядом с моим логовом послышались голоса людей, что было плохим знаком. Без серьезного повода эти типы не приходят.
Я прислушался.
— А политика… — сказал незнакомый мне человек.
— О политике при нем ни слова, — пояснил главный тренер. Вот его-то голос можно было опознать без колебаний.
— Однако я считал… если это его хобби…
— То что?
— Один из способов расположить к себе — это поговорить о любимом занятии. Разве нет?
— Ты здорово понимаешь в политике?
— Ну-у-у… в определенных пределах.
— А вот он — великолепно и терпеть не может, когда о ней рассуждают дилетанты. Так что на эту тему с ним ты разговаривать не будешь. По крайней мере, сегодня. Вот все закончится…
— Но тогда… после всего…
— Мы слишком близко к логову. Давай-ка приступим к делу.
— Хорошо, начинаем. Как его вызвать сюда?
— Он уже знает о нашем появлении. У него не очень хороший слух. О чем мы говорили, он не разобрал, но о нашем приходе уже знает. Будь уверен.
— Значит?
— Значит, нам остается лишь подождать. Он сейчас появится. Вот сейчас.
Я сладко потянулся.
Все-таки правильно я в свое время запарил им мозги насчет своего плохого слуха. Иногда это приносит любопытные результаты. Кстати, что именно должно закончиться? А предварительно, что должно начаться?
Ох, не к добру это.
Люди — мерзкие, противные, лживые хорько-лисы. Я вывел эту формулу давным-давно, где-то после десятого-пятнадцатого своего боя. Причем за все последующие годы до настоящего момента признать ее несправедливой как-то не подворачивалось случая.
Противные, лживые хорько-лисы. Пусть подождут, пусть понервничают.
Я лег поудобнее, вывел на экран схему и еще раз стал проверять раскладку по движениям. Что-то меня в последней части беспокоило, что-то было не так. Возможно, завершающий ее удар хвостом.
Минут через десять люди занервничали. Один из них даже притворно закашлялся. Я перевел комп в режим сна и решил, что цель достигнута. Еще немного и люди начнут всерьез злиться, а вот это сегодня было
В общем, я придал своей мыслеплоти подходящий случаю вид, высунул голову из логова и спросил:
— Вам чего?
— Хак Додик, твой новый тренер по идеологии, — представил главный тренер.
Рядом с ним стоял невысокий лысый тип. Морда его, насколько мне позволял это определить опыт общения с людьми, относилась к разряду препаскудных, а улыбкой, казалось, можно было смазывать сковородку перед приготовлением блинов, такая она была сальная.
— Старый куда делся? — спросил я.
Очень хотелось показать клыки, но я не стал. Поганая улыбка — еще не повод. Вот завтра или послезавтра… К этому времени подберется что-нибудь посущественнее.
— Это сделано для повышения результативности, — важно сообщил главный тренер. — Решение руководства боев.
— А что, разве результативность низкая? — спросил я. — Последние десять боев я выиграл вчистую.
— И ты, конечно, хочешь, чтобы подобное положение дел сохранилось и дальше? — поинтересовался главный тренер.
А новый тренер по идеологии заявил:
— Решение руководства — непререкаемо.
Я наградил его долгим мрачным взглядом, нарвавшись на который, большая часть людей начинала чувствовать себя неуютно. Этот мой взгляд проигнорировал. Что меня впечатлило, но не сильно. Вот если он вытерпит «интенсивное дружеское обнюхивание»… Впрочем, это будет завтра. А сейчас я буквально всей поверхностью мыслеплоти чувствовал, что сказано еще не все.
Ну же, гаденыши, выкладывайте карты на стол. Я жду.
Они молчали.
Тогда я спросил:
— Уроды, что случилось?
Новый тренер от возмущения покраснел, словно хохолок самца гранфадуна в брачный период. Главный распорядитель не повел и ухом. Он был привычный.
— Да, есть и еще одна новость, — сказал он.
— Это какая? — буркнул я.
— Новый бой состоится уже завтра.
Я смачно хлопнул хвостом по полу логова и сказал:
— Ладно, высыпайте все до конца. Я вас слушаю.
— Сказать, с кем ты будешь драться?
— С кем?
Он сказал.
Я теперь делаю насечки на краю левой грудной броневой пластины. Они не знают, что там край обычно мягкий, потому что пластина растет и обновляется. Я делаю их вторым боевым когтем правой передней лапы. За первым боевым когтем они внимательно следят, чтобы не затупился. А второй и третий — не такие значительные.
Каждая трапеза — одна засечка. Они говорят, что у меня две трапезы в сутки. Я не знаю, что такое сутки, но считать трапезы умею.
Было время, когда мы не знали времени. Я и теперь плохо понимаю, для чего оно нужно и как с ним обходиться.