Баллада о кулаке (сборник)
Шрифт:
А на дороге, никем не замеченная, осталась лежать треснувшая пополам маска. Остановитесь! вглядитесь! и поразитесь прихоти судьбы: маска из кипариса с изумительной точностью повторяла черты оборванца, бинтовавшего раны сварливому иноку, только лицо это было лицом юноши.
Глупая ворона села прямо на трещину, клюнула маску в глазную прорезь и хрипло откашлялась.
Ворона боялась, что день, умирающий за холмами, больше не вернется.
Никогда.
6
А на следующий день страшная гостья посетила Киото: известие о насильственной
Зато три недели спустя радость охватила всех, в чьей душе жила тяга к прекрасному: новый сегун соизволил вернуть из ссылки престарелого Будду Лицедеев, известного во всех провинциях Дзэами Дабуцу. Правда, и здесь длинные языки подсуетились, напутали и наворотили: слышали? Да, слышали и даже видели, в Киото, у зятя старик живет! Да какого зятя, в каком Киото?! — в деревне Оти сидит старец, у внука! У внука? Что вы несете, уважаемый?!
Впрочем, важна ли разноголосица людская?
Ничуть.
Когда стражникам заставы Авадзу на бегу сообщил эти вести — о гибели сегуна и возвращении старого актера, — скороход владетельного дайме, стражники пересказали новости бродячим торговцам, а торговцы — известному во всех провинциях Безумному Облаку и его спутникам, то монах даже бровью не повел. Лишь буркнул что-то о странном господине, который никуда не спешит, но везде успевает. Зато слепой гадатель выслушал известие с приличествующим вниманием, а третий бродяга — видать, сильно потрепанный неласковой жизнью! — улыбнулся счастливо и сложил незамысловатое хокку:
— Я уходил — И я вернулся. Какой пустяк!Говорят также, что в благодарность за сии строки Безумное Облако ударил спутника палкой по плечам.
7
Но мало ли о чем болтают пустомели?
XVII. По образу и подобию
— Стой, стрелять буду! — встрепанным Петрушкой выныривает из-за книжных штабелей знакомый всему читающему населению города «книгопрод а вец». — Когда ваша новая книга выйдет?
— Так меньше месяца назад ведь вышла! — изумленно отвечают двое, воззрясь на чудака. — Вон, у тебя поверх пачки лежит…
«Книгопрод а вец» по кличке Миха-балочный с презрением машет рукой: послушайте их, люди добрые, чего городят!
— Какая ж она новая?! Следующая когда будет? Меня покупатели задолбали…
Двое молчат.
Улыбаются.
— Ну, парни! — Миха-балочный тоже выдает ухмылку во весь рот. — Ну, вы даете! Сколько ж можно один сюжет кроить?!
— Сюжет? — спрашивают двое.
— А то?! Сплошной наумняк! Каждый раз начинаете с такого замороченного
— А покупатели? — спрашивают двое.
По лицам видно: продолжения не предвидится.
— Что покупатели?!
— Ну, которые задолбали…
— А что покупатели?! Такие же дураки, как… как… — Миха-балочный понимает, что у него случилась мелкая неувязочка в тезисах, думает секунду-другую и подводит итог, смеясь: — Такие же дураки, как я!
Вокруг постепенно начинает собираться толпа, слушают, кто-то пытается вставить свою реплику.
— …А вот это…
— А вот это как раз не то, что…
— Вот именно, не то что всякие там…
— Не гони! Сам ты всякий там… и тут ты тоже всякий!..
— Ну, это вообще идеальный вариант: когда читаешь запоем, а потом понимаешь, что надо перечитать, — потому что тянет вернуться, договорить, доспорить…
— Ну, мля, не одну ж нетленку ваять! Надо и для народа чего-нибудь, позабойнее… «Вор в законе» читал?
— Раз «в законе», значит, точно для народа…
— Наиздавали тут! Всяких… как их…
Двое не слушают.
Сворачивают к букинистике: старые потрепанные томики лежат прямо на клеенке, у ног.
Один берет вторую от угла книгу, листает, останавливается, еле заметно шевеля губами; второй глядит через плечо.
«…я начинаю понимать, что „надеть маску“ — процесс такой же сложный, как вжиться в роль. Задолго до начала представления артист стоит подле зеркала. Мальчик подает ему маску. Артист осторожно берет ее и молча вглядывается в ее черты. Незаметно меняется выражение глаз, облик становится иным. Маска как бы переходит в человека. И тогда медленно и торжественно он надевает маску и поворачивается к зеркалу. Их уже нет по отдельности, человека и маски, теперь это целое».
— Сколько стоит? — спрашивают двое.
Выслушав ответ, отдают горсть мелочи старому продавцу в очках.
Одна дужка очков перевязана изолентой.
Старик благодарит, лезет в какие-то коробки, достает брата-близнеца только что купленной книги; кладет на место прежней.
Черная обложка.
Белые буквы.
Григорий Козинцев, «Пространство трагедии».
А двое уходят прочь.
Даже не задержавшись у столба с объявлением:
Полное снятие стрессов, рост ощущения счастья и внутреннего спокойствия, ликвидация последствий наведения порчи, обучение выходу из тела, астральный бой, формирование ситуаций, повышение коммуникабельности и умение воздействовать на собеседника нетрадиционными способами.
Всего за три месяца Вы, не прилагая больших…»
Остаток текста оторван вместе с одним из нарезанных под объявлением телефонов. Зато в левом нижнем углу остается еще много пространства, белой пустоты бумаги, куда можно вписать что угодно.
Пустота.
Пространство.
Пространство трагедии.