Баллада о Штопанном
Шрифт:
«Влажимище». Да-да, оно, родимое. Или, мать его за ногу, Универсальный Аппарат по Добыче Жидкостей МК-3, Широкопрофильный. Да как угодно, без разницы. Вот что стояло первым пунктом на повестке дня, на консилиуме собравшихся у круглого стола остатков сил, мыслей и прочих флюидов, осязаемых и обоняемых, бесцветных, но частью своей отрезвляющих, своим ароматом бередящих душу, разум, а более всего – многострадальные ноздри Штопанного, так кстати освободившихся от песка.
Путник сосредоточил поток разрозненных, пытающихся так или иначе обратиться к еде и воде (к огненной – в особенности), мыслей, и стал думать о горькой судьбе озабоченного, но от этого не менее талантливого изобретателя, чье неоднозначное устройство
* * *
Штопанный шел, потягивая остатки экстракта трутня, размышляя о несправедливости жизни, как ученого, устройство которого он сейчас держал в руке, не ослабляя хватки – несмотря на его быстро нагревающуюся на уже полноценно возвысившимся солнце оболочку; металлическую трубку тоже скоро будет нестерпимо держать во рту… и о своей незавидной участи, в частности, как он докатился до такой жизни. Он идет, просто-таки бежит от нагоняющих (вероятнее всего) преследователей, сжав в зубах часть отвратного агрегата, так похожего на п..ду с зубами, попивая из него плохо обработанный гумор какой-то пустынной блохи-переростка… Вполне успешный, в меру обеспеченный, привлекательный (кажется, еще не так давно). Ну, склонный к авантюрам – да, чего греха таить. Но кто в такое время не предпримет попытки еще чуть-чуть обогатиться, особенно когда сочный кусок наживы так и манит, так и дразнит раззадорившегося искателя птицы счастья… Ну кто же знал, что маленькая шкатулка с одной особенной сыпучей субстанцией (очень и очень перспективной), окажется столь дорога сердцу (и кошельку) главарю одного из крупнейших преступных кланов?.. Нет, если подумать, где и каким образом он этой шкатулочкой обзавелся (а вернее – откровенно умыкнул), подобные мысли и не возникли бы. К тому же, злополучный беглец являлся счастливым обладателем вышеуказанного «Влажимища», что по меркам правящей Фракции суть ересь, исчадие Дурного, достойное немедленной утилизации (если вместе с владельцем – вообще замечательно). Благо, представители отдела Морали и Нравственности «Сути» пока не подозревали о наличии такого богохульного механизма у господина Штопанного. А не то количество желающих разделаться с ним возросло бы стократ, непременно.
Однако, мозг всерьез решил завоевать расположение хозяина и не уставал подбрасывать все новую пищу для размышлений. Кажется, даже желудок поутих, прислушиваясь к плавному внутреннему монологу. Кстати, Штопанный отказался от идеи мыслить вслух, так как сверху и снизу становилось все жарче, содержание кислорода в пыльном воздухе – все меньше, да вдобавок на почтительном (это только пока) расстоянии объявилась парочка лысых (и каких-то облезших) грифов. Вот уж точно, «птицы счастья», их только не хватало…
Ветер начал меняться и усиливаться, чиня препоны на и так нелегком пути. День в пустыне вступил в полную силу, являя незадачливому путнику всю свою монолитную и довлеющую стать. Штопанному не первый раз казалось, что он так и останется здесь, в бескрайних песках, погребенный под толщей их колючих, непоседливых песчинок… Останется неподвижным и присыпанным, на радость обитателей дюн, и хорошо, если уже мертвым. Некоторые здешние жители уже показывали свой нетерпеливый, такой незамутненно-холерический темперамент. Стоит вспомнить трутня, который не пожелал лакомиться мертвечиной, а предпочел собственноручно (собственнохоботно) помочь отправиться своей жертве навстречу праотцам….
Волна слабости и малодушия с такой силой накатила на беглеца, что он даже почти всплакнул от жалости к себе. Мозг радостно отозвался, указав, что такая трата влаги стала бы непозволительной роскошью, и вероятнее всего – последней в жизни его обладателя. Штопанный потряс головой, смахнул оцепенение, и не поверил своим глазам – в отдалении, чуть к северу от вон той большой дюны, виднелась тень. Оценив расстояние и размер видимой отсюда тени, путник понял – впереди что-то грандиозное. И он должен выяснить что именно. На дальнейшие раздумья не было времени; чем может оказаться чревато прибытие в это таинственное место Штопанного сейчас тоже не волновало.
– Хуже уже не будет – все-таки нарушил данный самому себе обет (временный) молчания путник. И, в меру своих почти истаявших сил, засеменил меж невысоких горок песка, каждая из которых в любой момент грозилась стать его могильным курганом. До большой дюны оставалось около пяти-семи минут, по самым скромным меркам.
– Только бы это не оказался гребанный мираж, – бубнил под нос, стиснув челюсти, господин Штопанный – только бы не мираж…
Глава 3
* * *
А теперь, позвольте оставить нашего героя и дальше чертыхаться, и бормотать на его пути к желанному, хоть и вызывающему опасение, оазису.
Наш мысленный взор поднимается от тяжелых, источающих вязкий пар песков пустыни, на высоту полета птиц, более благородных и прихотливых, нежели стервятники, терпеливо следующие по пятам Штопанного. Оттуда – еще выше, чтобы перед нами предстала вся территория этой протяженной и не слишком гостеприимной страны.
На западе ее, как было отмечено ранее, тянулись в сторону восхода солнца джунгли. Не очень дикие, не очень густые, местами, скажем прямо, дюже потрепанные, но все-таки, джунгли. К востоку, сразу за ними, начиналась череда болот и топей, отравляющих смрадом своих испарений близлежащие земли, на которых небольшими коммунами гнездились фермерские хозяйства. Основным источником существования (полноценной жизнью назвать их состояние язык не повернется, в силу различных причин) было выращивание и продажа риса, а также ягодных культур, на удивление удачно приспособившихся к волглым реалиям коварных трясин. Там, где было посуше и земля поддавалась обработке, возникали небольшие фермы, население которых с первых дней своего сознательного бытия четко разделялось на тех, кто добывает, и тех, кто охраняет.
А охранять было от кого. Жители не столь многочисленных коммун, уступивших в гонке за лакомые куски земли, налетчики, представители фауны из близлежащих омутов (поговаривают, и флоры – тоже). Отдельная категория источников опасности для земледельцев (вернее – возделывателей болот) – сошедшие с ума бывшие соседи и родственники, надышавшиеся испарений трясин и ушедшие вглубь Гнилых земель – так называют самые непроходимые, самые опасные топи, тянущиеся дальше на юго-восток страны. Мало кто из здравомыслящих существ по собственной воле отваживался забредать в такие дали. Нет, ну, ходили слухи, что кое-кто оттуда все же возвращался, правда, уже не столь здравомыслящим.
Иногда безумцы приходили из глубин Гнилых – навестить своих бывших родственников, а также попытаться забрать их с собой в топь. Живыми или нет – не столь важно. Поэтому, в случае успешного отражения очередного нашествия Былых (так называли спятивших обитателей трясин скорбящие (и не очень) жители фермерских общин), устраивали пышный (в меру своих скромных возможностей) праздник, сопровождающийся разжиганием большого костра, на котором сжигался (живым или мертвым) незадачливый охотник болот. Если кто-то из жителей коммуны опознавал в Былом родственника (а сделать это было непросто, так как Гнилые меняли людей, порой, до неузнаваемости), он забирал большую часть праха сожженного себе, и использовал для удобрения посевов риса и ягодных кустарников. Это считалось особой, суеверной честью, помимо общедоступного для понимания факта – пепел есть источник полезных для роста и урожайности растений веществ.