Баллада о трубе и облаке
Шрифт:
— Не забуду! — отрезал Темникар и решительно шагнул через порог.
— Эй! — раздался резкий женский голос.
Петер Майцен мгновенно пришел в себя и, оглянувшись на хозяина, невольно спросил:
— Что случилось?
— Старуха меня зовет, — ответил тот. — Жена. Злится…
— Ага, жена… — забормотал Петер Майцен, недовольный тем, что не сумел скрыть свой испуг.
— Хм, такое дело. Голос у нее пронзительный.
— Пронзительный… — «Как у Темникарицы», —
— Хм… Она ведь хозяйка.
— Ага, хозяйка…
— Хм, такое дело… Мужик, что в дом женится, всегда батраком остается.
— Ага, батраком…
— Эй! — еще громче донеслось со двора.
Петер Майцен видел, как хозяин высунул руку в окно и помахал. Слышал, как он что-то крикнул, но это его не занимало, потому что в ту минуту он был целиком поглощен созерцанием длинной и тонкой руки, которая, словно обгорелый узловатый сук, медленно поднималась и опускалась в белом солнечном свете.
«Довольно живописный мужик, — подумал он. — Надо его запомнить!»
Крестьянин убрал руку и почесал подбородок.
— Хм, такое дело! — вздохнул он. — Косу надо отбить.
— Ага, косу… — бормотал Петер Майцен, наклоняясь над чемоданом, чтоб вынуть из него карандаши, чернила и прочую мелочь.
— Хм… Отаву пойду косить.
— Ага, отаву… — отсутствующе повторил Петер Майцен и вдруг с удивлением огляделся по сторонам. — Отаву?.. Теперь?.. Ведь… — Он хотел сказать: «Ведь зима все-таки!», но вовремя сообразил, где находится, и не произнес слов, уже готовых сорваться с языка. И это так по-детски его развеселило, что он засмеялся и самому себе покачал головой.
— А куда косить пойдете?
— В Тихий дол.
— Хорошее название.
— Хм, такое дело. Правда, для отавы чуть рановато, ну да в Тихом доле хорошая земля и воды довольно, трава быстро растет.
— Да, да, да! — кивал Петер Майцен и улыбался про себя. «Ох и дурень же я!.. Хотя что тут такого? Здесь лета, но я-то сейчас в Темнике. А там зима. И снег, Всю ночь шел снег. По колено навалило… Неудивительно, что Темникарица никак не может понять, зачем понадобилось Темникару в лес…»
— Ерней! — окликнула мужа Темникарица.
Темникар был уже возле хлева. Он не оглянулся, но на душе у него было тяжело.
«Кричит, словно чует что-то, — подумал он. — Так, наверно, и есть. Если я утром почувствовал, то она сейчас тоже может…»
— Ерней!
Он оглянулся. Женщина стояла на пороге — темная фигура в раме темных дверей. Ему стало жаль ее.
«Неплохая жена была!.. Сама, бедняга, страдает от своего характера. Сердце у нее в толстой кожуре, как у грецкого ореха и каштана, вместе взятых: твердая скорлупа, толстая кожица, да еще колючки в придачу… А неплохая была жена!.. Тилчка умерла с ребенком под сердцем. Эта принесла двоих. Правда, оба на меня не похожи. Оба в нее. Дочь ладно, пускай, баба ведь. О парне речь. Изнежен он, на мое горе. А она в чем виновата? Ни в чем… И любила меня. Я ее тоже по-своему люблю, хотя совсем иначе, чем Тилчку… Завтра или послезавтра, когда меня найдут в Робах, будет, бедняга, руки ломать да причитать…»
— Ерней! — с ужасом и гневом закричала женщина.
Он медленно подошел к ней.
— Слушай, Марьяна, — произнес он, и голос его звучал непривычно проникновенно. — Зачем нам всегда ругаться?.. И почему всегда должно быть по-твоему?.. Почему хотя бы сегодня… ну хотя бы сегодня, в сочельник… когда у людей хорошее настроение, как говорится… почему и у нас, хотя бы сегодня, не быть хорошему настроению?.. А, Марьяна?..
— Ерней, что с тобой? — ответила женщина и сложила руки под передником.
— Что? — усмехнулся Темникар. — Так вот… Давай позабудем про худое!.. Ты пеки пирог, я пойду в лес, потому что так решил. Давай руку!
— Что с тобой сегодня, Ерней? — Жена изумленно покачала маленькой головой.
— Ничего. Давай руку!
— Какой-то ты сегодня чудной, — сказала женщина. И, сама не зная почему, протянула мужу руку.
— Ну вот видишь! — кивнул Темникар. — Ну разве не хорошо? Не разумно?.. Теперь я могу спокойно уйти… — Он крепко пожал ей руку и быстро повернул за угол.
— Ерней!.. Ерней!..
— Эй! — снова раздался пронзительный окрик.
Пегер Майцен еще сильнее вздрогнул, хотя тут же вспомнил, где находится.
— Жена вас опять зовет, — сказал он, потому что хозяин не пошевельнулся.
— Хм, такое дело, — только и произнес тот, а потом не спеша высунул длинную руку в окно и прополоскал ее в солнечном свете.
— Это ваша вторая жена? — спросил Петер Майцен. «Громы небесные, что это мне пришло в голову?.. Все к Темникару его примериваю!.. Совсем запутался…»
— Вторая? — недоуменно протянул крестьянин, и его костлявые пальцы снова вцепились в заросший подбородок.
— Ох, простите! Простите!.. Сам не знаю, что это мне взбрело в голову! Ни с того ни с сего ляпнул, — оправдывался Петер Майцен. Он улыбался, но ему было не по себе. Швырнув на стол толстую папку, он принялся ее развязывать. «Я целиком в Темнике, и душой и телом… И потому пора этого «такодела» выставить из комнаты. Если сейчас же не уберется, я опять ляпну какую-нибудь глупость!..»