Баллады о Боре-Робингуде
Шрифт:
– Все точно, Боря-Робингуд со товарищи! Какие люди, и без конвоя!..
Первым приходит в себя Подполковник:
– Привет, Кусто! Душевно рад, что тебя тогда не утопили – для меня это сюрприз. Такси за нами Викентий прислал?
– В общем – да, но сильно не напрямую. Долго объяснять… – отмахивается подводник. – Давайте-ка, ребята, грузитесь в темпе: американы вокруг так и шастают: вы ж ведь такую кашу заварили – все Западное полушарие на ушах стоит…
– Э-эй! – робко подает за спиною у авторитетов голос Чип. – Она опять!..
Именно так. Акула уже смекнула, что всплывшее из глубин чудище прямой угрозы для нее не представляет,
– Ложи-и-ись!
Пристрелочная очередь проходит впритирку над головами попадавших ничком обитателей плотика. Однако успевшая уже разогнаться до нужной скорости мако проделывает свой коронный трюк: возносится в воздух, дабы обрушиться всею своей массой на утлое суденышко, расшибить вдребезги и всласть полакомиться потом его оказавшимся в воде содержимым… Вот тут-то самый совершенный из созданных природой человекоубиственных агрегатов и сталкивается, «острие против острия», с аналогичным по назначению порождением инженерной мысли – со вполне стандартным для подобных коллизий итогом.
Пуля крупнокалиберного пулемета имеет размер огурчика-корнишона; если очередь попадает в человека, от него остаются каска и сапоги с тем, что в них было вдето, – остальное же бесследно растворяется в мировом эфире. Акула – она, конечно, побольше и помассивнее пехотинца, но разница тут не принципиальная. Из карибских волн выпрыгивает навстречу свинцово-медному вихрю истый венец эволюции морских хищников, обводы корпуса которого вычертил 120 миллионов лет назад в порыве вдохновения Божественный корабел, – а обратно в те же волны шмякается кусок кровавого фарша…
«Коса на камень», «Сила – солому…», «Против лома нет приема»…
…Когда подлодка в режиме срочного погружения проваливается в пучину, море вокруг покинутого плотика уже буквально кишит акулами, мгновенно учуявшими поживу; дюжина тварей возникла буквально из ничего, как из рукава Дэвида Коперфилда, и теперь они остервенело рвут останки своей невезучей подружки. А буквально спустя пару минут после того, как разошлась воронка над погрузившейся субмариной, в воздухе возникает быстро приближающаяся точка.
106
Темно-серый вертолет «Sea King» с белыми буквами U.S. NAVY, имеющий на борту взвод морского спецназа, быстро снижаясь, описывает спираль вокруг места акульего пиршества. Пилот некоторое время вглядывается – «О Господи!» (зрелище и впрямь не для слабонервных), а затем выходит на связь:
– Шестой, шестой! Я третий! Похоже, мы их нашли – точнее, то, что от них осталось. Вижу перевернутый спасательный плот, в воде кровь и акулы… много акул… Нет, людей нет – ни живых, ни мертвых. Похоже, акулы добрались до них раньше нас… Вас понял – возвращаюсь на базу. Конец связи.
107
Пыльнолицый человек в вашингтонских апартаментах некоторое время сидит неподвижно, прикрыв глаза; на то, чтоб переварить подобную новость, явно требуется энное время.
– Досадно, – наконец вслух резюмирует он. – Значит, отцедить эту помойку из Интернета уже не выйдет, и завтра она всплывет в открытом доступе… Одна отрада – без живых свидетелей опровергать ее будет заметно легче.
Включает связь:
– Адмирал Мерри? Снимайте блокаду известного вам квадрата – наши подопечные угодили на завтрак к акулам.
– Слушаюсь, сэр. У нас для вас новость… боюсь, скверная.
– Что там еще?..
– Некоторое время назад была потеряна радиосвязь с яхтой «Птицелов». Поначалу мы не придали этому особого значения, однако когда контрольные сроки прошли, отправили туда вертолет. Яхта оказалась покинутой: ни экипажа, ни нашего спецназа. Просто мистика – «Мария Селеста», да и только!
– …Твою мать! Простите, адмирал, это не вам… Ведите судно в Майями, там им займутся криминалисты. Какие-то соображения – помимо «Марии Селесты» и прочих «Бермудских треугольников» – у вас есть?
– Никак нет.
108
Команда Робингуда расположилась в капитанском отсеке легшей на грунт субмарины; разговоры и хождения запрещены – на борту соблюдается режим полной звуковой маскировки. Обстановка неясная: с Кусто они успели перекинуться лишь парой фраз, тому надо было со всех ног поспешать на центральный пост – «Встреча с американскими эсминцами в наши планы не входит; в ваши, надо полагать, тоже?»; понятно лишь, что последний звонок Подполковника с борта падающего вертолета – просьба о помощи и точные координаты – возымел-таки действие, но вот как именно?.. Нет, Чип, конечно, много слыхал о безграничных возможностях РУССКОЙ МАФИИ, но чтоб вот так, за считанные часы, пригнать в Карибское море подлодку…
Наконец в помещение, привычно переступив через комингс, входит хозяин:
– Все, отбой! Американы отошли с позиции, можем продолжать движение.
Робингуд и Кусто уважительно пожимают руки:
– Рад видеть тебя в добром здравии, Сережа, – а то всякие слухи ходили…
– Затем и ходили, – ухмыляется подводник. – Очень удобно некоторое время не числиться по здешним ведомостям на получение довольствия.
Лезет в стенной шкафчик за коньяком, и тут ему на глаза попадаются тихонько сидящие в уголке, прижавшись друг к другу, Чип и девушка. Тогда моряк запускает руку поглубже и извлекает шампанское:
– А это, как я понимаю, и есть та самая Принцесса, похищенная Драконом, и ее верный Рыцарь? – точными, выверенными движениями расставляет на столике стаканы, артистически выстреливает пробкой (между прочим, не пластмассовой, а настоящей корковой) и делает широкий приглашающий жест: – К столу, господа! Я полагаю, самое время выпить за воссоединение семьи!
Господа офицеры чинно чокаются и с энтузиазмом переходят ко второму тосту: «За здоровье прекрасных дам, господа, и за самый яркий бриллиант в этой диадеме…» – с локтя; тематика застольной беседы плавно выруливает на похищение Елены Прекрасной («Эх, господа, мне б сейчас Парисовы годы…») со всяческими иными античными параллелями и аллюзиями, по большей части фривольного, но вполне пристойного характера. Девушка – о чудо! – наконец-то начинает улыбаться по-настоящему, а Чип, напротив того, мрачнеть – явно прикидывая, сколь далеко его Ёлка склонна зайти в утверждении собственного тезиса о ревности как о лучшем цементе для семейного дома. Ванюша пьет коллекционное шампанское как микстуру средней противности – надо так надо, и дисциплинировано избегает пялиться на шкафчик с капитанским коньяком. Подполковник, приподняв бровь, изучает этикетку: