Балласт для Бориса
Шрифт:
Да я и сама не раз задавалась этим вопросом, но найти объяснений не могла.
— Не знаю, Мария Николаевна, — тихо проговорила я, не сводя глаз с чашки, в которой уже давно остыл зеленый чай. — Вы простите, но я хочу побыть одна, — и поднялась, направляясь в свою комнату.
Чувствовала я себя странно — домоправительница дала какое-то успокоительное средство, после которого я совсем не испытывала эмоций. Мне настолько было на все наплевать, что даже если бы меня сейчас пришли убивать, то я подала бы своим убийцам нож. Я была в вакууме, из которого чувства и эмоции не могли вырваться наружу, и от этого я чувствовала себя какой-то неживой.
Заперев дверь,
Меня будто привалило огромным булыжником, и я не в состоянии была подняться и жить дальше. По крайней мере, сейчас. Боль душила, окутывая с головой и, казалось бы, от нее совсем не было спасения. Я не видела будущего.
Неожиданно в дверь моей комнаты раздался стук, а потом буквально сразу вошла Светка. Девушка подскочила ко мне, обняла и стала нашептывать что-то успокаивающее, а я, вцепившись в ее свитер пальцами, заплакала, но была очень благодарна ей за то, что в этот трудный для меня момент она не оставила меня один на один со своим горем. Это было для меня очень важно.
2
Не прошло после похорон папы и трех дней, как уже все газеты гудели о том, что бизнесмен Чернов погиб в чудовищной автокатастрофе, а его единственная дочь, юная наследница миллионов, стала любовницей Бориса Кравцова, партнера ее отца. Один заголовок так и красовался на первой полосе: «Сиротка Чернова стала любовницей главного холостяка города», а под ним красовалась фотография с кладбища, где я плакала, уткнувшись в грудь мужчины. Другими словами, на смену горю пришла злость на журналистов, на этих бессовестных собак, которые стремились заработать как можно больше денег за счет чужой трагедии. Это было настолько отвратительно, что я со злостью сжигала в камине все принесенные горничной газеты, но в один прекрасный день их не принесли, Кравцов распорядился.
Тем не менее, слухи и сплетни в интернете мелькали и тут и там, особенно после того, как я перебралась с вещами в дом Синей Бороды — так я мысленно звала Бориса. И хотя борода у него была вовсе не синяя, да и женат он, вроде бы, никогда не был, это прозвище намертво к нему приклеилось, и я не собиралась что-то менять.
У Кравцова я жила вот уже неделю и за все это время мы с ним не обмолвились ни единым словом, просто потому, что он уходил рано утром и возвращался поздно ночью. Лишь изредка я могла застать его с утра пораньше, и то язык не поворачивался сказать ему что-то более существенное, чем «доброе утро». Может, оно и к лучшему, что мы с ним не видимся, да и о чем вообще мне разговаривать с этим человеком? Спасибо, что не дал мне оказаться на улице? Ну, не знаю, ведь в каком-то роде вместе со мной он получил деньги моего отца, так что сделка взаимовыгодная, и никто никому должен не остался.
В институт я тоже все это время не ходила, стараясь привыкнуть к новой для меня жизни девочки-сиротки, да и после всех этих переполненных всякой гадостью СМИ появляться и быть объектом повышенного внимания не хотелось. Я надеялась, что пройдет парочка недель и все забудут об этом, переключаться на что-нибудь другое, но с каждым днем я понимала все лучше, что так не будет, и я просто откладываю на «потом» свое «звездное» возвращение.
Тем не менее, даже во всем этом ужасе есть что-то хорошее — Света не оставляла меня,
— «…Вероятно, к гибели Александра Чернова причастен сам Борис Кравцов, его друг. Есть версия, что мужчина сделал это, чтобы беспрепятственно встречаться с его несовершеннолетней дочерью, так как отец мог быть против таких отношений иначе как еще расценивать тот факт, что Виктория Чернова сразу после гибели отца перебралась жить в дом Кравцова?» — прочитала блондинка, откинулась на спинку кресла и захлопнула ноутбук. — Сволочи! — она обернулась ко мне. — Это же бред! Они не только возраст твой занизили, да еще и намекнули на то, что ты шлюха! Напиши на них заявление в полицию! Сколько все это можно терпеть? Даже двух недель не прошло, а у них каждый день новая версия! Сколько можно мусолить эту новость?!
Я пожала плечами, продолжая сидеть на кровати и прижимать к себе большого плюшевого медведя.
— Я не знаю, Свет. Я уже так от всего устала, что даже сил реагировать на это совсем не осталось. Борис уже и так запретил приносить газеты, потому что, судя по всему, смерть моего папы — это сенсация и больше новостей других нет! Хотелось бы верить, что все это страшный сон и все скоро закончится.
Блондинка резко встала с насиженного места, подошла и села рядом.
— Все кончится, слышишь? Нужно просто переждать это безумие. У журналистов, вероятно, началась весна, перевозбужденные все какие-то, — попыталась пошутить она. — Ну, а когда ты думаешь вернуться в универ?
Я поморщилась.
— Никогда, наверное. Я понимаю, что так быстрее приду в себя, но я так не хочу быть в центре внимания… — вздох. — Перед смертью не надышишься, вроде бы так говорят. Если не передумаю, то приду в понедельник.
— Брось, все будет хорошо! Я никому не дам тебя в обиду! Пусть только попробуют!
Я тихо засмеялась.
— Спасибо тебе за все, — тихо сказала, смотря на подругу. — Не знаю, что бы я без тебя делала.
Света улыбнулась мне.
— Я не могла иначе, ты же знаешь! Мы же вместе в детстве на горшках сидели, помнишь? Одиннадцать лет за одной партой! А помнишь, как ты мне завидовала, когда мне подарили собаку?..
— Да я и сейчас завидую, — сказала, прекрасно помня тот момент. — Но мне собаку так и не подарили. Был попугай, но это совсем не то, а сейчас мне и вовсе никто не позволит завести щенка.
— Приходи ко мне. Мотя тебя любит.
Я растянула губы в улыбке и кивнула, по-прежнему обнимая игрушку.
Светка вздохнула и поднялась.
— Ладно, мне, наверное, пора. Завтра зачет по философии, нужно подготовиться.
— Да, — я тоже поднялась. — Конечно. Я провожу.
Спустившись вместе с подругой на первый этаж, я проследила за тем, как она вызывает такси, одевается и понимала, что сейчас опять останусь одна.
— Не скучай, Чернушка, — Светка поцеловала меня в щеку.
— Конечно, Светлячок, — не осталась я в долгу и тоже назвала ее прозвищем из детства.
Развернувшись к двери, девушка только-только хотела открыть дверь, как ее опередил Борис, внезапно вернувшийся с работы.
— Ой, — подруга отскочила от двери. — Здрасте, — пролепетала.
— Добрый вечер, — сухо ответил мужчина, медленно переводя взгляд с нее на меня и проходя в дом. Больше он ничего не сказал — разделся и молча пошел в свой кабинет.