Бальтазар Косса
Шрифт:
— Мы давно решили приехать сюда… — она покраснела.
— Мы? — переспросил Косса. — Ты, или… Он?
— Я сама! — быстро ответила Има. — Я хотела… Ждала… Хотя бы взглянуть на тебя!»
Они уже зашли в подъезд особняка Коссы, скрывшись от любопытных глаз.
Тут, как мне кажется, Парадисис допустил психологическую ошибку. По его рассказу Яндра смотрела на них пристально и холодно с верхней площадки лестницы, а Косса «рекомендует» ей Иму:
— Это госпожа Джаноби из Милана, мой старый друг. Благодаря ей мы остались в живых.
Трудно, однако, поверить, чтобы Яндра могла не узнать тотчас своей прежней подруги,
Узнала. Возможно, и какие-то дружеские слова были произнесены, и поцелуи, и вопросы (о здоровье мессера Джаноби, разумеется!). И дружеское застолье было! И только потом могла Яндра спросить, или, скорее, подумать (спросить себя саму), не хочет ли Бальтазар возобновить свою старую, более чем двадцатилетней давности, связь с Имой? Да, к тому же ее Косса обычно предпочитал молоденьких девушек!
Косса, по словам Парадисиса, овладев собою, изысканно проводил Иму до двери, шепнув на прощанье:
— Приходи завтра к вечеру на Кампо Санто, в левый северный угол. Я буду там!
А епископу из Фано приказал, как прежде, на пиратском корабле:
— Ринери! Мчись к палаццо Гамбакорта, оно на левом берегу Арно, найдешь! И скажи, что я с завтрашнего дня занимаю его!
Опять ошибка. Джованни Гамбакорта, по условиям сдачи города, получил от Флоренции 50 тысяч флоринов, звание флорентийского гражданина и титул сеньора Баньи и Монте Пизано. Вряд ли некоронованный хозяин Пизы позволил бы, даже на время, занять свое родовое гнездо.
Не знал ничего Аньоло Джаноби о прежнем романе своей супруги, и не догадывался, что, пожелавши посетить Пизу, везет ее прямо в пасть льву.
15 июня 1409-го года. Вечереет. Двадцать четыре кардинала (десять — из сторонников Бенедикта XIII и четырнадцать — папы Григория XII), с трудом проталкиваясь сквозь толпу, пересекают площадь, направляясь к архиепископскому дворцу.
Поднимаются по лестнице. Усаживаются в приготовленные для них двадцать четыре кресла с высокими спинками. Двери торжественно закрываются на ключ. Конклав!
Возможно, в древности выборщики вот так и сидели на креслах, расходясь по своим домам для еды и сна. Но с тех пор, как кардиналов-выборщиков начали запирать на ключ, а еду им подавали в маленькое окошко и запрещалось сношение с внешним миром, дабы избежать давления на конклав со стороны, пришлось продумывать и обустройство всего прочего. Во времена, близкие к нам, каждый из кардиналов-выборщиков имел свою комнатку-кабинку, где мог прилечь, где был стол, за которым можно было и поесть, и позаниматься. Каждый имел двух или даже трех помощников «конклавистов» (обычно — секретарь, слуга и врач), так же, как и их господа, замурованных до окончательного решения. Можно представить, по условиям средних веков, где не существовало сливных уборных, и какие-то ночные горшки, параши и какой-то способ их опоражнивания, опять же без контакта с внешним миром.
Причем, ежедневно, к вечеру, все бумаги уничтожались, сжигались в печи, и пока решение не было достигнуто, в печь вместе с бумагами подкладывали сырую солому. Дым из трубы шел черный, и по нему собравшиеся зрители узнавали, как идут дела на конклаве. Ежедневно полагалось устраивать не более двух заседаний, и для победы в этих выборах надобно было собрать не половину плюс один, а две трети плюс один голос. Сам ритуал выборов мог быть трояким: прямым простым, устным, высказыванием, ежели решение было единогласным; второй способ назывался присоединением — когда назывались кандидатуры и выборщики по одному присоединяли свои голоса к кому-то из кандидатов; и, наконец, дело могло решаться баллотировкой. И тогда процесс избрания затягивался дольше всего.
Когда, наконец, кардиналы приходят к согласию, в печь, где сжигают бумаги, подкладывают сухие дрова, и дым из трубы поднимается белый. Свершилось! Толпа на площади ликует. Звучат слова: «Habeat Papam!» — «Имеем папу!»
А в это время к избранному кандидату подходит старейшина кардинальской коллегии и вопрошает, согласен ли он.
С избранника спускают штаны, сажают на специальное кресло, вроде гинекологического, дабы засвидетельствовать его мужское достоинство. Потом нового папу спрашивают, какое имя он примет. С балкона объявляют толпе, что такой-то избран папой, а новоизбранный является перед народом и дает первое благословение собравшимся зрителям, которые когда-то, в полузабытые первые века, также участвовали в выборах и утверждали или смещали епископов соборным решением большинства.
Но уже к XII веку сложилось правило, что папу избирают только кардиналы. Которые, в свою очередь, делились на три категории. Высшими по рангу были семь субурбикарных (ближайших к Риму) кардиналов-епископов. За ними следовало 25, а позже 28 кардиналов-пресвитеров, возглавляющих отдельные римские церкви. И к самой низшей категории относились кардиналы-дьяконы, или палатинские диаконы, значение которых уже в XII—XIII веках совершенно падает. Общее число кардиналов, все увеличиваясь, достигло к XVI столетию семидесяти человек. (Выборы каждого кардинала начинаются с того, что папа посылает ему красную шапку. Красный цвет означает, что новоизбранный кардинал обязан защищать папу даже ценой собственной крови.)
Дальнейшее развитие папской администрации привело, особенно в авиньонский период, к созданию трех папских судебных органов, объединенных в Верховный суд. Кроме того, было организовано ведомство для ведения внутренних дел папского двора. Отдельно существовали, с XIII века, казначейство и министерство финансов. Возникла целая система налогов, упрочивших папскую казну. В том числе налогов за поставление на должности и за получение бенефиций.
Вся эта система на протяжении веков изменялась, улучшалась, доделывалась. Власть кардинальского корпуса в иную пору превышала власть учреждений, в другую — уступала им. В ту эпоху, о которой мы пишем, мнение кардиналов было решающим. Кроме того, кардиналы, собравшиеся в Пизе, понимали, что им нужно преодолеть раскол церкви и избрать действительно самого достойного из своей среды.
По сути, выбор был невелик. Все ждали, что папой станет Косса. Из прочих всеобщим уважением пользовался, пожалуй, только Петр Филарг, славный не только ученостью и высокой моралью, но и тем, что не участвовал в групповой борьбе кардиналов и не ущемлял ничьих самолюбий. Кроме того, он не имеет родни, жадных племянников «непотов», которых стал бы устраивать за счет папской казны. Зло это было столь широко развито, что появился даже специальный термин — «непотизм». Но, разумеется, с Коссой Филарг сравнения не выдерживал. За Коссу и высказалось большинство кардиналов.