Бальтазар Косса
Шрифт:
Далее Парадисис приводит интимную сцену с Имой и ее покинутым мужем, пытаясь и тут лично-семейным скандалом объяснить последующее отношение Сигизмунда к Коссе… Ох, не Сигизмунду было бы судить о нравственности папы! Да он явно и не судил. Да, кстати, неужели в Лоди и Кремоне он не видел Имы, не знал о ней? И ведал, и знал, и не мог на этом основании «невзлюбить» Коссу. Опять психологическая неувязка. Дело было, конечно, гораздо серьезнее, и Сигизмунд уступал тут общественному мнению, а может быть (и скорее всего!), сложным политическим расчетам, в которых Коссе уже не находилось места, расчетам, в которых воскресала старинная
Но, однако, вот эта сцена, с помощью которой Парадисис пытается объяснить все последующее. Переписываю ее целиком:
«Приближаясь к дворцу, Косса увидел, что у входа в него собралась группа людей. От группы отделился человек, подошел к папе и произнес по-итальянски:
— Святой отец…
Он был из Италии! Он говорил по-итальянски на ломбардском диалекте! Человек этот был средних лет [39] и казался сильно взволнованным.
— Святой отец, — произнес он снова, когда Косса спрыгнул с лошади и его окружили люди, толпившиеся у дворца и желавшие рассмотреть его поближе. — Святой отец, помогите мне! Помогите мне вернуть жену!
39
Косее было 54—55 лет, Име — к пятидесяти, Джаноби должно было быть примерно 60, не менее, это уже не «средние» годы!
Голос человека мог взволновать кого угодно. Но Иоанн XXIII торопился. У него было столько дел! И он нетерпеливо и укоризненно произнес:
— Добрый христианин, стоит ли беспокоить папу и отнимать у него время такой просьбой!
Косса быстро стал подниматься по лестнице, чтобы отделаться от назойливого просителя. Но тот не отставал и вслед за Иоанном вошел во дворец.
— Гуиндаччо! Подлец! — крикнул Косса своему телохранителю. — Как ты смеешь оставлять меня без охраны? Где Има?
Буонаккорсо бросил злой взгляд на человека и зашептал на ухо Иоанну:
— Это Джаноби, муж синьоры Имы. Он приходил и раньше, хотел увести ее, но она убежала… Я вышвырнул его на улицу.
Папа Иоанн с ненавистью смотрел на Аньоло Джаноби. Миланский богач решил во что бы то ни стало вернуть жену (тем более, что и католическая церковь проповедует нерушимость брака). Крайне взволнованный, с глазами, полными слез, он упал на колени перед нашим героем.
— Святой отец, святой отец, отпустите мою жену, позвольте ей вернуться ко мне! — умолял он.
— Несчастный, как я разрешу ей, если она этого не хочет! — воскликнул Иоанн.
В открытую дверь просовывались люди, рассматривая коленопреклоненного иностранца, докучавшего папе.
— Верните мне жену, святой отец, прикажите ей вернуться к законному мужу! — молил Джаноби.
Косса рассвирепел:
— К законному мужу! — саркастически повторил он слова Джаноби. — Ты — законный муж, ты любишь ее. А она-то любит тебя?
— Десять лет… Десять лет я прожил с ней в согласии. Десять лет я любил ее, и сейчас люблю еще сильнее. Отдайте мне ее! — всхлипывал Джаноби, обнимая колени папы.
Толпа любопытных у раскрытых дверей увеличивалась с каждой минутой.
Косса оттолкнул Джаноби, метнул на него свирепый взгляд и дал ему увесистую пощечину. (Слишком много пощечин в романе! Тут, как и со стилетами, Парадисису изменяет чувство меры.)
— Ты знаешь Иму десять лет! Десять лет любил ее! А я люблю ее тридцать лет! Я узнал ее, когда она была еще девчонкой! (Опять накладка: по Парадисису Име был 21 год.) В моих руках она стала женщиной. А как она любила меня! Когда мне угрожали пытки и смерть, она спасла меня, рискуя жизнью! В течение многих лет обстоятельства не позволяли мне встретиться с ней. Но как только я смог приехать в Болонью, я первым долгом постарался найти ее… Но не нашел. Все годы, в горе и радости, я вспоминал о ней с чувством благодарности и думал, что в этой женщине — моя жизнь. Ты хочешь, чтобы я отдал ее тебе? Иди… Возьми ее… Если она этого захочет!
Разгневанный Косса, теперь уже один, поднимался по лестнице. Женщина, со слезами на глазах, следившая за ссорой из темноты, вышла ему навстречу и бросилась в объятия, взволнованно повторяя:
— Бальтазар, Бальтазар… — Тело ее содрогалось от рыданий.
— Има, если ты предпочитаешь своего мужа…
Она потянула его в комнату, прикрыла дверь и заговорила:
— Бальтазар, Бальтазар… Я не думала, что ты.., если бы я знала, я не вышла бы замуж…»
XLIV
Далее Парадисис говорит, что скандал с мужем Имы мог очень повлиять и повлиял на решение собора, что Косса, почуяв сгущающиеся тучи над своею головой, встретился с герцогом Фридрихом Австрийским, старым знакомцем, заклятым врагом Сигизмунда, кстати, и зятем бывшего императора Рупрехта, договорился с ним о поддержке Фридрихом своей персоны и о защите, ежели произойдет беда.
Относительно Яна Гуса данные источников расходятся. Парадисис утверждает, что Иоанн XXIII увидел Гуса только в тюрьме. Бог ему судья!
По иным данным, Косса сам принял участие в осуждении Гуса, что было бы только естественно, ибо, осудив учение Виклифа, папа должен был осудить и знаменитого пражского проповедника.
На деле же ситуация оказалась гораздо сложнее и премного запутаннее. Критики Иоанна XXIII забывают, что сам папа был тоже почти что подсудимым, что вокруг него ощутимо сгущались тучи, что в деле Яна Гуса он мало что мог сделать через голову обвинителей-кардиналов, что вся судьба Гуса зависла на охранной грамоте Сигизмунда и Сигизмундовой воле, как и судьба самого Бальтазара Коссы, что Гус был только пешкой в большой игре, где зависала и судьба чешской короны, и судьба папского престола, в его отношении к Германской империи, и даже дальнейшая судьба самого католичества.
Вот как разворачивались события на самом деле.
Папа Иоанн XXIII, насколько мог, прикрывал Гуса. у него даже с Имой Давероне, которая вступилась за мужественного славянина, состоялся приватный разговор.
— Да ничего ему не сделают! — раздраженно говорил он, расхаживая по палате. — Приедет Сигизмунд и уймет эту камарилью! Он же сам давал Гусу охранную грамоту, в конце концов! Ну, принесет личное покаяние, отречется от своих заблуждений, будет отпущен назад, в Чехию, и станет проповедовать дальше! Сам Сигизмунд это обещал!