Бальзак
Шрифт:
Многие критики и исследователи Бальзака на Западе склонны объяснять и творчество и психологию писателя не столько живыми связями его с действительностью, с борьбой и задачами его времени, сколько особенностями его «темперамента», под которым они разумеют некую сумму психофизиологических особенностей.
Вульгарность и сила, мощь темперамента, могущество воображения – таковы определяющие черты личности Бальзака, по мнению А. Лебретона, автора известной книги «Balzac. L'homme et l'oeuvre» («Бальзак. Человек и творчество», 1905). «Вся жизнь Бальзака непрерывный пароксизм и галлюцинация», – заявлял Лебретон.
Современные западные бальзаковеды в большинстве своем движутся в русле, этих традиций,
Выдавая слабые стороны, частные моменты, противоречия за суть и первооснову личности и творчества писателя, не мудрено из великого реалиста вылепить этакого мистика, устремленного в потустороннее, а беспощадного обличителя мира корыстного эгоизма перекроить в грандиозного «имморалиста», любующегося «героями-правонарушителями» или мстящего обществу своим творчеством за неудачи в личной жизни. Именно такими приемами пользуются некоторые современные французские «исследователи» Бальзака. Их с полным основанием можно было бы отнести к «школе» мистификаторов.
В большом ходу у современных буржуазных литературоведов фрейдистская методология. Ею сдабривают свои труды и рассказчики забавных анекдотов и творцы субъективно-импрессионистических эссе
Есть на Западе и передовой отряд критиков-марксистов, которые во взглядах на творчество Бальзака близки советским литературоведам. В дни юбилеев – стопятидесятилетия со дня рождения писателя (1949) и столетия со дня его смерти (1950) во французской прессе появились статьи и высказывания Марселя Кашена, Клода Моргана, Андре Вюрмсера и других прогрессивных критиков и публицистов. Но развернутых исследований жизни и творчества Бальзака они пока еще не создали.
Немногие из иностранных работ о Бальзаке переведены на русский язык. Упомянутый уже очерк Лауры Сюрвилль – в прошлом столетии и несколько книг – в нашем веке. Среди ни можно назвать очерк Пьера Абрахама «Бальзак» (1929), роман Рене Бенжамена «Необычайная жизнь Оноре де Бальзака», небольшой этюд С. Цвейга (1919).
И вот перед советским читателем новая книга о Бальзаке, созданная Стефаном Цвейгом.
Стефан Цвейг широко известен в нашей стране и как автор блестящих психологических новелл и как автор многочисленных романизированных биографий, психологических этюдов, посвященных замечательным людям различных эпох и национальностей. В 1935 году он объединил свои очерки в цикл, который назвал «Строители мира». Сюда вошли этюды о Бальзаке, Диккенсе, Достоевском, Толстом, Стендале, Казанове, Гёльдерлине, Клейсте, Ницше. Уже один этот перечень имен говорит о широте литературных и психологических интересов автора. Но в то же время можно заметить, что для такого многозначительного названия круг этих имен все же узок и далеко не все герои цикла Цвейга заслуживают громкого названия «строителей мира». Рядом с великаном Толстым стоит авантюрист Казанова. К плеяде «строителей мира» отнесен и реакционный мыслитель Ницше.
В биографических очерках-этюдах С. Цвейг выступает как крупный и оригинальный мастер психологического портрета. Но портреты эти порой неполны, во многом субъективны. Причины и следствия у Цвейга нередко меняются местами. Возвеличивая своих героев, писатель вместе с тем ограничивает их Как правило, он стремится поставить их над общественно-политической борьбой современности и ее законами, выявить некие «абсолютные» основы их психики. Действительная роль выдающихся людей в «строительстве мира» интересовала С. Цвейга меньше, чем особенности душевного строя каждого из них.
Это связано с теми позициями, которые автор цикла занимал в борьбе своего времени.
Стефан Цвейг принадлежал к тому поколению западной интеллигенции, которое вступало в жизнь в сложную пору идейных блужданий – на рубеже двух столетий или в первые годы XX века. Первая империалистическая война и Великая Октябрьская социалистическая революция в России были решающими вехами на пути этого поколения. Лучшие его представители, такие, как Анри Барбюс и Ромен Роллан, Теодор Драйзер, Генрих Манн, и другие истинно прогрессивные писатели и мыслители, иные прямо и смело, иные через мучительные заблуждения и поиски, вырвались из силков обветшалых буржуазных иллюзий и вступили в решительную борьбу со страшным миром кровавого безумия, хищнических вожделений, безнадежных тупиков, трагической разобщенности.
Они приняли великую революцию, приветствовали зарю нового общества и в 30-е годы нашего века влились в широкий народный фронт борьбы за мир, борьбы с фашизмом. Самые прозорливые из них, окончательно порвав с иллюзиями прошлого, безоговорочно вступили в ряды подлинных строителей мира.
Этим людям противостояло другое крыло буржуазной интеллигенции – легион идеологических поденщиков дряхлеющего империализма, добровольных и вынужденных охранителей прошлого, апологетов реакции. Одни из них пытались прикрыться усохшим фиговым листком идей буржуазной демократии, другие же, откровенно и нагло сбросив этот скомпрометированный историей листок, встали под флаги со свастикой, по существу потеряв право называться интеллигентами.
Существовала среди западной интеллигенции этого времени и третья обширная группа. Ее представители пытались и после решающих событий мировой истории занять некую позицию над схваткой, в стороне от передовой линии боев; они не смогли до конца порвать с верованиями прошлого, но не в силах были примириться и со страшной реальностью послевоенного буржуазного мира, принять и разделить его человеконенавистническое кредо.
В числе этих писателей и мыслителей был и Стефан Цвейг. Некоторое время он шел рука об руку с Барбюсом, присоединившись к основанной им группе «Клартэ» (1919), которая ставила своей целью борьбу против войн и защиту принципов интернационализма. Но, не порвав с либеральными иллюзиями, Стефан Цвейг не мог быть последователен в борьбе за высокие принципы гуманизма. Как и другие его единомышленники, лучшие из либеральных интеллигентов этого толка, он продолжал по-своему бороться с черными силами, но бороться в одиночку, предпочитая порой пассивные формы сопротивления.
В образах выдающихся писателей различных эпох и народов Стефан Цвейг пытался найти оплот и поддержку своим взглядам на современность. Осмысливая эти образы, он как бы занялся постройкой цитадели, стены которой должны были служить защитой от беспощадных ветров «страшного мира» современности. Над входом в эту цитадель развевалось знамя гуманности, веры во всепобеждающую силу человека, его гения, ума, воли. Но корни этой благородной веры были оторваны от реальной почвы, от целеустремленной и активной политической борьбы – борьбы авангарда человечества за будущее мира.
Завершив к середине 30-х годов свой цикл биографических этюдов, Цвейг не оставлял работы над новыми произведениями биографического жанра. Советскому читателю знакомы его книги о шотландской королеве Марии Стюарт, об отважных мореплавателях Магеллане и Америго. В этих книгах общественная атмосфера передана значительно полнее и ярче, чем в этюдах Цвейга 20-х годов. Образы героев более объективны и социально наполнены. Но все же и в этих романизированных биографиях автора больше привлекала индивидуальная психология, внутренние закономерности личных судеб, чем социальные причины, формирующие эти судьбы.