Бальзаковские женщины. Возраст любви
Шрифт:
«Не одалживай его ни одной живой душе и, более того, не показывай никому, иначе экземпляр пойдет в Байё по рукам и повредит моей коммерции».
Заметим, повредит не творчеству, а коммерции. Полное отсутствие иллюзий у еще совсем молодого человека! Поставщик, связанный контрактами, он во что бы то ни стало должен был изготовлять великое множество единиц продукции, то есть печатных листов, и чем скорее, тем лучше. Ему платили сдельно, и только гонорар имел для него значение. Очень коварное испытание для писателя: какая уж тут забота о композиции, стиле, оригинальности… Главное — писать, писать, писать… В настоящее еще более циничное время многие на месте Бальзака, едва сделавшись востребованными, начинают искать, а нет ли поблизости кого, кто смог бы стать для них трудолюбивым и дешевым литературным «негром».
Тут нечему завидовать. Деньги — это очень дурной господин. Они развращают и, в первую очередь, убивают в человеке все самое чистое и светлое. К своему счастью, очень многие этого не понимают. О Бальзаке этого не скажешь, своей сестре Лоре он писал:
«Ах, моя милая Лора, я ежедневно благословляю счастливую судьбу, позволившую мне избрать независимую профессию, и уверен, что она еще даст мне возможность разбогатеть. Но теперь, мне кажется, я сознаю свои силы, и мне страшно жаль пожертвовать лучшими моими замыслами ради подобной чепухи. Чувствую, что у меня есть мысли в голове, и если бы мне не надо было беспокоиться о материальном положении, я стал бы работать над серьезными вещами».
А еще он писал ей следующее:
«Теперь, когда я, как мне кажется, получил верное представление о своих силах, я глубоко сожалею, что так долго растрачивал блестки своего ума на такого рода нелепости; чувствую, что в голове у меня кое-что есть, и, если бы я был уверен в прочности своего положения, другими словами, если бы меня не связывали различные обязательства, я бы принялся за настоящую книгу».
Бальзак терзался жгучим стыдом и, словно леди Макбет, не мог без ужаса смотреть на свои запятнанные руки:
«Я предпринял попытку освободиться одним могучим рывком и стал писать романы, и что за романы! О, Лора, сколь жалким было крушение моих честолюбивых планов!»
А время шло, и Бальзаку уже исполнилось двадцать три года. При этом он еще толком и не жил. Всю свою сознательную жизнь он был рабом: рабом семьи, потом рабом учебных заведений, а деньги ему были нужны только для того, чтобы получить за это компенсацию. Это он так сам себя успокаивал. Он стал поденщиком для того, чтобы освободиться от поденщины. Какой трагический парадокс!
Невозможно не согласиться со С. Цвейгом, который пишет о нем следующим образом:
«Вечно один и тот же мучительный круговорот. Писать, чтобы не нужно было писать. Загребать деньги, больше денег, бесконечно много денег, чтобы не было необходимости думать о деньгах. Уйти от мира, чтобы с тем большей уверенностью завоевать его — весь целиком, со всеми его странами, его женщинами, его роскошью и с его венцом — бессмертной славой! Копить, чтобы, в конце концов, получить возможность расточать. Работать, работать, работать, денно и нощно, не зная отдыха, не ведая радости, чтобы, наконец, зажить настоящей жизнью, — вот что отныне становится неистовой, возбуждающей, напрягающей мышцы, дающей силы к сверхчеловеческому труду мечтою Бальзака».
Как же несчастен был Бальзак в это время! Жизнь проходила мимо, а ему ничего другого не оставалось, как ждать милости от судьбы, чтобы совсем не сгнить в этой унылой темнице безжалостной фабрики по производству романов. В отчаянии Бальзак молил:
«Если бы кто-нибудь бросил волшебный луч света в мое унылое существование, ведь я еще не срывал цветов жизни… Я алчу, но никто не приходит утолить мои страстные желания. Как быть? У меня только две страсти: любовь и слава. И ни одна еще не удовлетворена!»
24 июня 1824 года семейство Бальзак, имевшее в ту пору свободные деньги, приобрело за 10 000 франков дом в Вильпаризи, который оно прежде арендовало. Бернар-Франсуа нравилась мысль о том, чтобы вновь переехать в этот городишко; там он был куда более заметной персоной, чем в Париже, где, по его словам, «матерые волки сталкивались и грызлись в отвратительной грязи».
Полагая, что жизнь на свежем воздухе и простые удовольствия способствуют долголетию, он и в семьдесят восемь лет был не прочь приударить за не обремененными парижским снобизмом девицами-провинциалками.
Мадам Бальзак надеялась, что сын-писатель вместе со всеми переедет в Вильпаризи, но тот отказался и снял для себя небольшую квартирку на пятом этаже в доме № 2 по улице Турнон.
«Он намерен там работать», — защищала брата добрая сестра Лора. Но мамашу не так-то легко было провести. Она полагала, что сын просто хочет иметь возможность без помех принимать у себя эту несносную кокетку мадам де Берни. Как же непросто ей было примириться с тем, что женщина, которая была на год старше ее самой и успела уже стать бабушкой, похитила у нее сына!
Что касается Лоры де Берни, то она уже давно была влюблена в Бальзака, которого она забрасывала письмами подобного содержания:
«Я люблю тебя! Ты мне нужен больше, чем воздух птице, чем вода рыбе, чем солнце земле, чем тело душе. Повторяя простые слова: „Милый, я люблю, я обожаю тебя“, я хотела бы чаровать твой слух, как чарует его весенняя песня пташки, я просила бы тебя прижать к сердцу свою милую и совершить вместе с ней чудесную прогулку; мне хотелось бы уверить тебя, что наступят погожие летние дни; но в этой радости мне отказано, боюсь, что мое письмо может навлечь на моего дорогого, моего любимого неприятности, вызвать дурные толки, и все удовольствие будет этим испорчено. Ты даешь мне так много, но твоя милая способна это почувствовать и оценить, как никто другой. О, почему не дано мне принять множество обличий, чтобы и самой давать тебе все, что я хотела бы, и так, как я хотела бы! Но, милый друг, если мое тело, моя душа, все мое существо, которое украсила ныне самая возвышенная любовь, дарует тебе радость, я бесконечно счастлива, ибо всецело принадлежу тебе!»
Если в начале их связи она держала себя по-матерински нежно и чуть насмешливо, то теперь, четыре года спустя, она страстно привязалась к молодому человеку, чей незаурядный талант она почувствовала одной из первых. Она очень страдала, видя, как ее любимый убивает все свое время на какие-то жалкие поделки, которые ему заказывал Орас Рессон, литературный посредник, ловко эксплуатировавший этот неиссякаемый источник вдохновения.
Практически каждый день Бальзак отправлялся либо в кафе «Вольтер», либо в кафе «Минерва», возле «Комеди-Франсез», где встречался со своими приятелями. Пройдоха Рессон, умевший гораздо лучше, чем Бальзак, соблазнять книготорговцев, предлагал ему работу над всевозможными «кодексами». В ту пору жанр этот был в моде, и всевозможных «кодексов», этого развлекательного мещанского чтива, выходило множество, например, «Кодекс коммивояжера», «Любовный кодекс», «Кодекс честных людей, или Искусство не оставаться в дураках», «Супружеский кодекс» и т. д.