Банальная история, или Измена.ru
Шрифт:
– Я давно хотел с тобой встретиться еще раз… Но ты не отвечаешь мне в «Школьных товарищах»… Я и на электронный адрес слал тебе письма, но ты молчишь… Конечно, я нашел ваш домашний телефон… даже звонил пару раз, но трубку брал мужчина… муж… Но я все равно нашел бы способ с тобой увидеться, потому что искал его…
Вера презрительно хмыкнула. Хотела сказать: «Вот и увиделся!», но раздумала. К чему это бряцание словами?
– В общем… я еще раз предлагаю тебе со мной встретиться… – продолжил он, так ничего и не дождавшись от Веры в ответ. – Все будет по-другому, вот увидишь! Да, мне хотелось как-то отомстить тебе за детскую нелюбовь ко мне… А потом и за то, что я нынешний тоже совершенно не впечатлил тебя. Но может быть, я сумею заслужить прощение… Понимаешь, с момента нашей встречи не было дня, чтобы я не думал о тебе. Люблю я тебя, Вера… Люблю… Всю жизнь любил… только тебя одну…
Вера посмотрела на него понимающе. Потом
– Вот ты зря смеешься! – горячо сказал Игорь и посмотрел ей в глаза. – Не могу я без тебя жить, можешь ты это понять или нет?!
Вера резко прекратила хохот. В ней будто закрыли какую-то задвижку. Уж она-то понимает его, как никто! Она тоже не может без кое-кого жить, но этого кое-кого ее возможности и невозможности не волнуют ни одной минуты.
– Ты, конечно, думаешь, что это пустые слова! – выкрикнул Серебровский. – Нет! Я с женой развелся! Не могу с ней… Столько лет мог, а как тебя увидел, все – будто отрезало… Она не хотела разводиться… Думала, что у меня какое-то увлечение… говорила, что готова перетерпеть… А у меня не увлечение! У меня любовь к тебе! Хочешь, я тебе паспорт покажу… – И он даже сунул руку куда-то во внутренние карманы своей одежды.
Вера, презрительно сморщившись, остановила его слабым движением руки. Все же с руками уже что-то такое происходит… подходящее… Сделались будто ватными… Эх, мешает Серебровский… Как же мешает… И все его слова – чушь собачья! Еще не хватало, чтобы он стал говорить о том, что готов на все условия, даже самые унизительные. Один про свою к ним готовность просто говорил, а этот даже предусмотрительно развелся. Да ей плевать на то, развелся он или нет…
Игоря же было не остановить.
– Ну… поверь мне, пожалуйста! Жизни нет без тебя! Я жене и квартиру оставил. Сыновья меня ненавидят… В общем, все наперекосяк… Но одно только твое слово может все исправить! И ты не думай, что я как-то буду мешать твоей семейной жизни! Никогда! Слышишь! Я больше никогда не сделаю тебе плохо ни словом, ни делом… Но если ты хоть иногда… сможешь снисходить до меня… то и хорошо… Иначе мне просто не жить…
Вера вытащила из кармана последнюю плату со снотворным, тряхнула ею перед носом Серебровского и спросила:
– А вот и избавление… Может, с тобой поделиться? Заснем в обнимку, как престарелые Ромео с Джульеттой… в этом грязном мокром сквере… как в склепе… Ты не против?
Игорь хотел выхватить у нее таблетки, и у него непременно получилось бы, если бы он не сидел на скамейке бочком. Одна нога у него опять поехала по жидкой грязи. Серебровский зашатался, и, пока пытался удержать равновесие, Вера успела бросить себе в рот целых четыре таблетки и даже запить их минералкой.
– Ну зачем ты… – тяжко проронил он. – Что же такое с тобой случилось-то?
Вера хотела было сказать Игорю, что они с ним друзья по несчастью, но язык как-то плохо слушался, а губы стали бесчувственными и казались толстыми, как сосиски. Она хотела потрогать их пальцами, но промахнулась. Или и они тоже утратили чувствительность? Вера поднесла руку к глазам. Пальцы странно вытянулись и даже размножились. Она принялась их считать, но тут же сбилась со счету. Другая рука тоже была не менее странной. И на ней было чрезмерно много пальцев, и все они как-то странно шевелились и извивались, будто водоросли на морском дне. Вера хотела перевести глаза на Серебровского. Мало ли, может, и с ним происходит что-нибудь из ряда вон… Глаза тоже двигаться не желали. Их все больше и больше заволакивало серой дрожащей пленкой. Потом пленка утолщилась, потемнела, и во всем мире будто выключили свет.
Эпилог
ВЕРА
Вера Соколова решила не менять фамилию обратно на девичью. С документами одна морока. Зачем ей она? Ходить по инстанциям, писать какие-то заявления… Увольте… Вера теперь старалась избегать лишних волнений, даже самых пустяковых, потому что на больничную койку ей больше не хотелось. И без того, как вспомнит все эти промывания желудка, капельницы, уколы и, главное, беседы с психотерапевтом, делается противно и стыдно. Да, очень стыдно! Разве можно так распускать себя?! И из-за чего? Из-за какого-то мужчины! Да все мужчины, вместе взятые, не стоят одной ее слезы, не то что медикаментозного отравления. Когда Вера пришла в себя и поняла, что натворила, ей уже тогда стало не по себе. Она, красавица и умница, пошла на такое ради Забелина, на которого без слез не взглянешь? Как ее
Очень смешон был Серебровский. Вера, конечно, чувствовала к нему некоторую благодарность. Если бы не он, то близкие, возможно, уже носили бы на ее могилку букетики из четного количества цветков или перевитые траурными лентами веночки. Пожалуй, стоит еще пожить. Для себя. Да! Наконец-то для себя! А Серебровскому подле нее делать нечего! Ей больше не нужны мужчины. Она так и сказала ему. Он что-то плел про развод и любовь. Она, Вера, открыто смеялась ему в лицо. Любовь?! Слюнявые детские сказки! Иллюзии прыщавой юности! Как можно верить в нее на пятом десятке?! Ну… разве что… помрачившись умом. Именно это с ней и произошло! Но она уже излечилась! Излечится и Серебровский! Куда денется-то! Вера даже посоветовала ему тоже отравиться. Как она, слегка, чтобы не до смерти. Очень помогает от неразделенной любви! Лучшее средство! Она помнит и название препарата, и, как ни странно, даже количество таблеток. Пить их хорошо возле какой-нибудь приличной больницы. Обязательно откачают! И тогда сам черт делается не брат! Совсем по-другому воспринимается жизнь.
Забелин тоже приходил к ней в больницу и что-то такое сладкоголосо пел… как и Серебровский, про любовь… Вроде бы даже предлагал переехать к нему жить… чтобы, дескать, проверить, получится ли у них. Все-таки он никогда раньше не жил семьей, а потому, возможно, Вере будет с ним плохо. Когда он вещал, Вера в упор рассматривала его и никак не могла понять, почему из-за этого человека она вдруг решила покинуть мир. Что в нем хоро шего-то? Внешне он совершенно непривлекателен. Лицо неплохое, но какое-то чрезмерно бледное. Щеки и лоб изборождены глубокими морщинами, а потому выглядит Забелин куда старше своих сорока пяти. Он сутулый, нескладный, даже когда сидит. Но все эти внешние признаки сущая ерунда по сравнению с тем, что сейчас Вера ощущала его как совершенно чужого ей человека. Даже чуждого. Лишнего. Ненужного ей. Ей хотелось, чтобы он поскорее ушел. Навсегда. Из ее жизни. Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить. И она сказала ему именно это. Про мавра. Он сначала не понял. Решил, будто ей хочется, чтобы он выразил свои чувства к ней как-нибудь поцветистее. Он взял ее руку в свою, поцеловал и начал говорить о том, что любит ее, а Вера вдруг заметила кольцо, которое так и поблескивало на ее безымянном пальце. Его кольцо, Сашино. Она высвободила руку из его ладони, сняла с пальца кольцо, протянула Забелину и сказала: «Прощай». Видимо, в лице ее было нечто настолько внушительное, что он этому второму в их отношениях «прощай» сразу поверил до конца, больше ничего не сказал и не спросил, зажал в руке кольцо и вышел из палаты, чтобы больше никогда Веру не побеспокоить. Она была рада этому и не вспоминала его. Отрезала от себя навсегда. Только однажды, когда ей вдруг попалась в руки старая школьная фотография, она вспомнила Забелина и свою странно-страстную любовь к нему. Прислушавшись к себе, она так и не обнаружила никаких чувств к бывшему однокласснику. Что же тогда с ней было? Видимо, любовь – это все-таки болезнь. Возможно, инфекционная. Она заразилась ею через восхищенный забелинский взгляд, обращенный на нее, и долго болела. Результатом болезни стала кровоточащая рана, почти язва на душе, с которой жить дальше было невозможно. Именно потому она и решилась на крайний шаг. Но подоспел Серебровский и современная медицина. Они вылечили ее. Рана на душе затянулась, заросла грубой корочкой, которая вскоре отвалилась, не оставив никакого следа. Душа снова стала чиста и спокойна. На всякий случай Вера разорвала все школьные фотографии, на которых был Забелин. Любовь к нему никогда больше не вернется, и незачем старым фото напоминать о том, что и не должно было свершиться.
Андрей тоже навещал ее в больнице и клялся в том, что никакая Наташка ему и даром не нужна, потому что, кроме Веры, он никого больше полюбить все равно не сможет. Вера напомнила ему его же слова о том, что без любви жить гораздо лучше и что удовольствие от интима мужчины получают в любом случае. Андрей утверждал, что сказал это от отчаяния, а сейчас готов на все, чтобы Вера его простила и вернулась к нему. Вера опять прислушалась к себе и не нашла в глубинах души ни вины перед бывшим мужем, ни необходимости за что-то прощать его. Пожалуй, она не хотела его видеть так же, как и Забелина с Серебровским. Мужчины были ей больше не нужны. Именно это она и сказала Андрею. Он еще долго не верил ей и пытался склонить к новому браку с собой, но Вера однажды так грубо рявкнула на него и послала вон, что он тоже позабыл к ней дорогу и довольно скоро все же женился на Наташке. Вера не сожалела о бывшем муже ни минуты.