Банда - 4
Шрифт:
– Да!
– сказал он преувеличенно бодрым голосом.
– Паша... Это... У нас кое-что случилось,- голос Вики оборвался, она замолчала, видимо, разговаривая с кем-то, прикрыла трубку рукой. Потом Пафнутьев снова услышал ее учащенное дыхание.
– Вика!
– крикнул он, сразу предположив худшее,- Что там у тебя? Говори!
– У нас гости, Паша...
– Кто?
– Он говорит, что его фамилия Бевзлин, Анатолий Матвеевич.
– Зачем ты открыла дверь?! Зачем ты его впустила?! Мы же договаривались никого! Ни под каким предлогом!
– Паша... Остановись... Я его не впускала.
– Как?!
– Я пришла домой, а он уже сидит в квартире... И с ним еще двое. Они смотрели телевизор и пили кофе. И шампанское вот... И еще, Паша... Только ты не расстраивайся, ладно? Не будешь?
– Ну?
– Они тут небольшой беспорядок устроили... Не буду рассказывать об этом подробно, сам увидишь...
– Так,- выдохнул Пафнутьев чуть слышно.- Дай этому Бевзлину трубку.
– Он и сам просит.
– Что там?
– спросил Андрей, почувствовав напряжение в голосе Пафнутьева.
– Бевзлин у меня дома. Вошел, когда там никого не было. Вика вернулась, а он со своими костоломами шампанское пьет. Сейчас возьмет трубку. Со мной хочет поговорить,- все это Пафнутьев произнес странным мертвым голосом, даже не прикрывая трубку рукой. Бевзлин перешел границу, и теперь не было ничего, что могло бы остановить Пафнутьева, образумить, заставить подумать о последствиях. Теперь последствия не имели для него ровно никакого значения.
– Алло!
– раздался в трубке молодой оживленный голос Бевзлина.- Павел Николаевич?
– Да, это я,- односложно ответил Пафнутьев, не в силах произнести еще хотя бы несколько слов.
– Рад вас слышать! Давно жду вашего звонка... А вы все не звоните и не звоните... Я начал беспокоиться. Думаю, уж не случилось ли чего...
– Ничего не случилось,- ответил Пафнутьев, дыша широко открытым ртом и пытаясь как-то совладать с собой.
– Как я рад! Я действительно счастлив тому, что с вами ничего не случилось!
– Бевзлин весело рассмеялся.- Мне бы хотелось лично участвовать во всем, что с вами происходит, Павел Николаевич! Я даже испугался, неужели, думаю, меня опередили! Представляете мой ужас?
– Ужас впереди,- без выражения произнес Пафнутьев.
– Да!
– обрадовался Бевзлин.- Конечно! Хорошо, что вы это понимаете!
– Что вам нужно в моем доме?
– Решил встретиться... А тут ваша жена... Знаете, я был приятно удивлен... Совершенно очаровательная женщина! Причем, в моем вкусе! Знаете, таких называют женщина-подросток... Есть в них и некоторая неловкость, и непосредственность, мальчишеская порывистость... Да и фигура подростковая - узкие бедра, высокая шея, маленькая грудь...
– Вы напрасно это сделали, Анатолий Матвеевич.
– О, Павел Николаевич! Если бы вы только знали, как много в жизни я делаю ошибок! В некоторых даже раскаиваюсь, их немного, но бывают. Такие ошибки вызывают в моей душе чувство горечи и скорби.
– Вы напрасно это сделали,- повторил Пафнутьев без выражения. Не смог он сейчас придать своему голосу ни гнева, ни раздражения, ни злости На все это у него не было сил.
– Да ладно вам, Павел Николаевич! Напрасно, напрасно... Мы вот тут познакомились с вашей женой, Вика согласилась даже позвонить. Она у вас просто очаровашка. Я предложил ей поехать с нами, обещала подумать... Надеюсь, подумает-подумает и согласится. А, Вика? Мы хорошие ребята и не сделаем тебе больно. Мы сделаем тебе хорошо и приятно. Ну?.. Согласна? Вот и отлично.
Пафнутьев слушал, не перебивая, и спадали, спадали с его души последние оковы. В эти мгновения он был даже благодарен Бевзлину за те слова, которые тот произносил в трубку. Пафнутьев не перебивал его, внимательно слушал, кивал головой, и, будь сейчас в кабинете посветлее, Андрей мог бы даже заметить на его лице улыбку. Но вряд ли он захотел бы, чтобы Пафнутьев вот так посмотрел на него. Наверное, и Пафнутьев содрогнулся бы, увидев в зеркале гримасу, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать улыбкой.
– Знаете, Анатолий Матвеевич... Хотел у вас спросить... Как вы объясните тот факт, что отпечатки пальцев на тисках, которыми была раздавлена голова Самохина, и отпечатки пальцев на фотографиях, которыми вы любовались недавно в моем кабинете... Да, они совпали. Может быть, вы не поверите, но точно такие же отпечатки пальцев мы обнаружили в квартире старика Чувьюрова. Вам это не кажется странным?
– Ай-яй-яй! Павел Николаевич... И это все, что вы можете мне сказать? Вам ответить, или вы сами извинитесь и отзовете свои слова?
– Ответьте, пожалуйста, если это вас не затруднит.
– Вика, дорогая, свари еще кофе... У тебя это получается неплохо. Ладно? Умница... Дай я тебя поцелую!
– Все это Бевзлин проговорил в прекрасном актерском исполнении, и, если бы Пафнутьев услышал эти слова в другом месте, в другой обстановке, он легко принял бы их за искренние и непосредственные.- Так вот, отпечатки на фотографиях... Признаю, я в самом деле держал их в руках, когда заглянул на минутку к вам в прокуратуру. Вы мне их показали, поделились поисками и находками... Я благодарен вам за доверие. Тиски? Но, надеюсь, вы знаете, что я являюсь спонсором в роддоме... Представляете, Павел Николаевич, до чего дошла Россия... Бабам рожать негде. На соломе и то чище, безопаснее, нежели в той конюшне, которую представляет этот, так называемый, родильный дом!
– Может быть, потому им негде рожать, что появились состоятельные граждане, которым срочно понадобились виллы в Испании?
– О, вы знаете о моих недавних приобретениях? Весьма рад, весьма польщен. Так вот, о тисках... Помнится, как-то меня провели по всем подсобным помещениям роддома, заглянули мы и к сантехнику. Мастерская мне понравилась, правда, запасных частей там совершенно не было, пришлось помочь, подбросили ему запчасти. И в роддоме появилась горячая вода. Вполне возможно, что я коснулся и тех злополучных тисков. Не знаю, не помню... Но, возможно.