Банда 4
Шрифт:
— Очная ставка. Хочу провести допрос старика в присутствии потерпевшего.
Может, он при нем заговорит, как ты думаешь?
— Может и заговорит, — пожал плечами Пафнутьев. — Кто ж его знает... Чужая душа потемки.
— Глядишь, и ты какое словечко кстати вставишь, — усмехнулся Шаланда, словно заранее был уверен в том, что уж от Пафнутьева-то наверняка никакой помощи он не дождется.
Пользуясь своим положением, Пафнутьев мог, конечно, сесть за стол Шаланды, принять начальственный вид и взять очную ставку в свои руки, провести ее так, как сам счел бы необходимым.
Первым пришел пострадавший.
И хотя Пафнутьев в упор, не отрываясь, рассматривал его, гость скользнул по нему равнодушным взглядом, сразу вынеся Пафнутьеву приговор как человеку недалекому, ненужному, незначительному. На госте был малиновый пиджак, черные брюки, лакированные туфли на тонкой кожаной подошве, из чего Пафнутьев заключил, что гость прибыл на машине — невозможно было в такую мокрую, сочащуюся снегом погоду пройти даже несколько шагов в таких вот туфельках.
Гость был и без пальто, конечно же, пальто осталось в машине. Машину тоже представить было нетрудно — какой-нибудь «джип» или, на худой конец, «мерседес». Любая другая машина унизила бы достоинство этого амбала. Пожав руку Шаланде, он тут же болезненно скривился, напоминая, что человек он раненый, что перенес опасное для жизни бандитское нападение и нуждается во внимании и сочувствии.
И Шаланда, о, простая, бесхитростная душа, дрогнул, склонился в поклоне, руку пожал полыценно, и даже в улыбке его, во взгляде промелькнула зависимость.
Он хотел было представить потерпевшему Пафнутьева, но тот успел замахать руками — не надо, упаси Боже, дай посидеть спокойно и неузнано. Шаланда недоуменно пожал плечами, как хочешь, дескать. И, выйдя из-за стола, с какой-то слоновьей галантностью предложил гостю стул. Тот сел, небрежно закинул ногу на ногу, но, вспомнив, что у него страшная рана в боку, тут же прижал к ней ладонь и закусил губу, сдерживая готовый вырваться стон.
Пафнутьеву достаточно было бросить беглый взгляд на двухметрового детину, чтобы сразу понять, что за человек пожаловал в кабинет Шаланды. Малиновые пиджаки отошли года два назад, но парень, видимо, не мог насладиться им в то время, не позволяли финансовые возможности. Скорее всего, деньги у него появились недавно, и, конечно же, он немедленно исполнил свою мечту, не считаясь с тем, что ни один уважающий себя фирмач такой пиджак не наденет.
Значит, со вкусом у него дела неважные, со здравым смыслом тоже, да и умишко, похоже, слабоват. Декоративный малый, решил про себя Пафнутьев. Скорее всего, шестерка, даже на семерку не тянет. Но тогда как понимать Шаланду, который уж не знает, каким боком повернуться к гостю, какой улыбкой его одарить, о чем таком трепетном спросить?..
Не вслушиваясь в вежливую беседу Шаланды со своим уважаемым гостем, Пафнутьев поднялся, бочком
— ...рана оказалась глубокая, но хирург сказал, что ничего важного не затронуто, — донеслись до Пафнутьева слова парня. — Я об одном только жалею — что не добил этого поганого старикашку там же, в подъезде! — неожиданно громко произнес парень и оглянулся на Пафнутьева — хоть и пустой человечишко сидит где-то в углу, но пусть и он знает, кто пожаловал к начальнику милиции, пусть и он оценит силу его гнева и ненависти.
— Не стоило пачкаться, — заметил Шаланда, — Это был бы самосуд. Вы правильно поступили.
— Я полностью уверен, что и Коляна он порешил!
— Этим занимается следствие, — проговорил Шаланда, смущенно косясь в сторону Пафнутьева, который, конечно же, слышал этот пустой разговор. "Откуда у Шаланды, самолюбивого и тщеславного, может быть зависимость от этого красавца?
— озадаченно думал Пафнутьев. — Наверняка тот что-то подарил моему другу Шаланде, наверняка что-то сумел ему сунуть. Или поприжал? Нет, из-за подарка Шаланда не станет вот так пластаться... И запугать его непросто".
— А если будет доказано, что именно старикашка Коляна убил, что ему?
Расстрел?
— Суд решит, — промямлил Шаланда, хотя мог бы совершенно твердо сказать, что за подобное расстрела не полагается, за подобное можно, в худшем случае, получить лет десять. Но, видимо, не хотел расстраивать гостя.
— А я бы таких стрелял на месте! — парень оглянулся на Пафнутьева, догадавшись, наконец, что не зря сидит в углу этот человек, не зря его терпит Шаланда.
— Кажется, ведут, — сказал Шаланда и выразительно посмотрел на Пафнутьева — для него он произнес эти слова, хотел предупредить, дать время подготовиться.
Но Пафнутьев никак на его слова не отозвался — его лицо оставалось таким же сонным. Откинув голову к шкафу, он, кажется, даже немного подремывал.
— Ваш человек? — вполголоса спросил парень у Шаланды, кивнув в сторону Пафнутьева.
— Наш, — сдержанно ответил тот.
В это время открылась дверь, и на пороге возникла сухонькая фигурка невысокого человека со сведенными назад руками. Был он сутул, седые волосы всклокочены, смотрел исподлобья из-под густых, кустистых бровей. Конвоир, видимо, подтолкнул его сзади, и старик резко шагнул в кабинет, но тут же попятился.
— Ну что, батя, фазу тебя добить или постепенно? — поднялся парень во весь свой громадный рост.
Старик не ответил, но и не отвел глаза в сторону, не попятился.
— Спокойно, спокойно, — Шаланда наконец проявил решительность и, выйдя из-за стола, оттеснил парня от старика.
— Все равно ему не жить! — во весь голос заорал парень. — Найду и через десять лет, и через двадцать... Вот этими руками задушу, чтоб знал, от кого смерть принимает и за что! — парень потряс растопыренными ладонями перед лицом старика.