Банда 8
Шрифт:
— Мой предшественник... Не единственный, кто отлучился? — решился Пафнутьев на достаточно жесткий вопрос.
— Далеко не единственный. Люди, изображенные на этих снимках... Малая часть отлучившихся.
— С моим появлением их может стать больше?
— Не исключено.
— Другими словами, чем успешнее будет моя работа, тем большая вероятность...
— Совершенно верно, — кивнул Олег Иванович, не дав Пафнутьеву закончить вопрос. — Вот ключи от квартиры, в которой вы будете жить. — Он положил на стол колечко с двумя ключиками. — Один от подъезда, второй от квартиры. Адрес вот на этой бумажке. А вот по этому
— Сколько вы мне даете на изучение документов?
— А сколько нужно?
— Понятия не имею.
— Поэтому я не говорю о сроках. Это зависит от той углубленности, с которой вы будете изучать. Не торопитесь. Время есть.
— Я работаю один?
— Давно жду этого вопроса. — Олег Иванович откинулся на спинку стула. — Давайте так договоримся... Изучаете документы. После того, как все усвоите, у вас появится план действий. Понадобятся оперативники, эксперты, группа захвата. — Олег Иванович последние слова проговорил страшноватым голосом, из чего Пафнутьев заключил, что в такую возможность хозяин кабинета не верит.
— Скажите, а эта группа захвата...
— Павел Николаевич, — перебил его Олег Иванович, — нам бы с вами дожить до того момента, когда понадобится эта самая группа! Нам бы дожить!
— Вы хотите сказать, что это маловероятно?
— Приступайте, Павел Николаевич, приступайте. Я всегда готов с вами встретиться и ответить на любые вопросы.
— Это прекрасно! — радостно воскликнул Пафнутьев, будто все его сомнения и колебания разом утратили свою силу. — Тогда последний вопрос.
— Люблю последние вопросы.
— Я видел снимок, на котором наш клиент снят рядом с президентом. Оба веселы и непосредственны. По-моему, на том снимке наш Лубовский даже слегка похлопывает президента по плечу. Этак поощрительно, молодец, дескать, все правильно понимаешь.
— Есть такой снимок, — кивнул Олег Иванович.
— Он не поддельный? Это не фальшивка?
— Нет, снимок настоящий.
— Президент знает о моем задании?
— Президент не знает даже о вашем существовании. И вы должны этому радоваться.
— Радуюсь.
— Президент знает, что у Лубовского рыло в пуху. И он не возражает против некоторых деликатных, повторяю — деликатных шагов прокуратуры по... По выяснению характера этого пуха. Я внятно выразился?
— Вполне.
— Если вас тревожит — не придется ли заниматься чем-то недозволенным, антигосударственным... Упаси боже! Говорю вполне ответственно — ваша деятельность согласована на всех возможных уровнях. Вас привлекли только потому, что вы совершенно никому не известны. Советую — ни с кем не говорить о вашем задании, о вашей работе, о чем бы то ни было, связанном с деятельностью Лубовского. Особенно в этом здании. Повторяю — особенно в этом здании. Осторожнее с телефонами. Ваша квартира вовсе не является гарантией того, что вас никто не слышит. Вы просто темная лошадка.
— Да-да-да, — протянул Пафнутьев не то с уважением, не то с сомнением. — Надо же! — закончил он уже почти восхищенно.
— До скорой встречи. — Олег Иванович встал из-за стола и протянул Пафнутьеву жесткую сухую ладонь.
«Темная лошадка — это хорошо, — бормотал про себя Пафнутьев, шагая по длинным красноковровым дорожкам, устилающим коридоры Генеральной прокуратуры. — Темная лошадка — это прекрасно... Но только... Я ведь уже разговаривал с Лубовским... Очень мило побеседовали... Вот так-то, Олег Иванович, вот так-то... Уж коли я должен соблюдать осторожность даже в этом здании, то, видимо, мне тоже не обязательно докладывать все подробности вам... А, Олег Иванович?»
Первым делом Пафнутьев направился на Курский вокзал. По сравнению с утром народу стало поменьше, да и праздничности поубавилось. Просох освеженный спозаранку асфальт, появился мусор, пыль, да и пассажиры стали другими — вместо радостно возбужденных утренних теперь по залам ожидания бродили тусклые, изможденные люди в мятых одеждах и с мятыми лицами.
У камеры хранения было пусто, и Пафнутьев без помех получил свой чемодан. На клочке бумажки с адресом заботливой рукой Олега Ивановича была указана станция метро — «Октябрьское Поле». Не центр, но и не окраина.
Квартира оказалась однокомнатной, унылой, казенной какой-то. Видимо, тут постоянно кто-то останавливался на неделю-вторую, уезжал, на его место приходили другие. Вот появился и Пафнутьев. В комнате стоял раскладной диван, однотумбовый письменный стол, два стула, в углу пустой шкаф с распахнутой дверцей. Окно выходило во двор, это хорошо, отметил про себя Пафнутьев, сбоку висела плотная штора бордового цвета.
На кухне он обнаружил выключенный холодильник, маленький столик, три табуретки, газовую плиту. Попробовал краны на кухне, в ванной, туалете — все действовало, вода шла и горячая, и холодная. В подвесном шкафчике Пафнутьев увидел стопку разномастных тарелок, несколько чашек, в выдвижном ящике — вилки, ложки, два тупых столовых ножа, штопор.
— Штопор — это хорошо, — пробормотал Пафнутьев и, пройдя в комнату, сел на диван. А уже сев, обнаружил напротив себя картину. Естественно, это было «Утро в сосновом лесу» художника Шишкина Ивана Ивановича. Пробежав глазами по стенам, Пафнутьев увидел еще одно художественное произведение — «Незнакомка» художника Крамского Ивана Никитича. Несмотря на то, что бумага, на которой был отпечатан портрет, то ли от сырости, то ли от жары пошла волнами, красавица смотрела на Пафнутьева надменно и снисходительно.
— Разберемся, — пробормотал Пафнутьев и вздрогнул от неожиданности — из прохожей раздался резкий, металлически дребезжавший звонок. — Так... А вы не ждали нас, а мы приперлися, — пропел Пафнутьев и со вздохом пошел открывать дверь.
На площадке он увидел двух мужиков в синих комбинезонах. У их ног стояли две внушительные коробки. У мужиков на лицах было ленивое профессиональное равнодушие.
— Пафнутьев Павел Николаевич? — спросил один из них.
— Он самый.
— Прошу получить, — и мужики, не сговариваясь, подхватили коробки и, непочтительно оттеснив Пафнутьева в сторону, внесли обе в квартиру. Один свою коробку сразу поволок на кухню, второй в комнату.