Банда Мило
Шрифт:
— Прости, дружище, компьютеры — не мой конек.
— Помнится, ты продавал их партиями. Должен ведь ты иметь хоть какое-то представление?
— Ни малейшего. Можно мне плитку молочного шоколада?
— Ага. Заплатишь? — спросил он.
— Нет, — отозвался я.
— Нет? Ну, угощайся тогда, — вздохнул он, и я поспешно схватил одну из огромных шоколадок стоимостью три фунта.
— Ты ведь знаешь, кто работает по соседству? — уточнил Патси. Я знал. — Хочешь с ней повидаться?
— Так, подумал, может, заскочить на минутку, поздороваться.
— А тебе известно о…
— О Маккенне? Да.
— А о…
— И о ребенке.
— Тогда ладно. Ты же не собираешься заделать ей еще одного?
— Конечно, нет. Что ты несешь?
— А конфета для нее?
— Нет. Хотя она бы не отказалась. Можно взять вторую?
Патси замялся, начал невнятно что-то бормотать себе под нос, тогда я обозвал его козлом, и он позволил мне взять еще одну плитку. На этот раз я взял с орехами и изюмом. Если Элис откажется принимать от меня угощения — что, вероятнее всего, и произойдет, — я смогу попробовать и одну, и вторую.
— И поосторожнее там! Позвони, когда в следующий раз соберешься попить пивка. Я обязательно подтянусь.
— Обещаю. За шоколадки спасибо. Увидимся на неделе.
Будучи еще моей девушкой, Элис работала в аптеке. К моему удивлению, ничего не изменилось, несмотря на то, что она выскочила замуж и родила ребенка. Хотя Элис всегда совершала поступки, которым я не мог дать разумных объяснений. Например встречалась со мной.
— Есть что-нибудь от боли в заднице? — войдя внутрь, потребовал я.
Элис только нахмурилась.
— Я слышала, что ты выходишь. Мои поздравления. Очень рада за тебя. Когда тебя выпустили? Сегодня утром?
— Нет, вчера еще. Как ты?
— Замужем. — И она выставила мне на обозрение безымянный палец.
— Уже знаю. Поздравь себя. И его тоже.
— Его зовут Марк.
— Правда? Хотя я не вправе был ожидать, что ты назовешь его в мою честь.
— Как? Подонком?
— Уж кому и пристало обзываться, так это мне. Но я не такой. Я выше этого. Я просто собирался заскочить и пожелать тебе всего счастья в мире.
— Что ж, теперь ты это сделал, так что убирайся отсюда и никогда больше не смей являться.
— Даже за упаковкой пластыря?
— Даже если тебе отрежет голову.
— Я только хотел довести до твоего сведения, что я изменился. Я теперь не тот, что раньше.
— Отлично, Даррен, но ты опоздал на четыре года.
Что мне прикажешь делать? Бросить ради тебя мужа и ребенка?
— Ладно, спасибо, что дождалась.
Надо же! Элис может шевелиться, когда захочет. А еще у нее весьма неплохой левый хук, так что мне, чтобы на него не нарваться, пришлось выдвинуть стеллаж с солнечными очками.
— Ты мерзавец! Ты законченный ублюдочный подонок!!!
— Все, все. Давай сделаем глубокий вдох и успокоимся, ладно?
— Восемь проклятых лет я слонялась то вокруг одной тюрьмы, то вокруг другой только для того, чтобы увидеть твою никчемную задницу. И ради чего? Чтобы ты через минуту после освобождения снова влип в какую-нибудь историю и тут же загремел обратно? Негодяй! Подонок, подонок, подонок!!! Все, довольно, Мило.
Ты сам все испортил. У тебя был шанс — точнее, сотни шансов, — и ты все их упустил.
— Я не виноват…
— Конечно, нет. «Это все Гуди, или Патси, или Гленн, сю-сю-сю», — принялась кривляться она. Да, в каждом человеке живет пародист.
— У меня не было выбора.
— Ты так ничего и не понял? У тебя был выбор. Просто ты выбрал не то, что нужно. Впрочем, как и всегда. В общем, Даррен, мы освободились оба, и я тоже не собираюсь возвращаться назад.
— Можем мы хотя бы по-дружески выпить за это и зарыть топор войны?
— Будь у меня топор, я зарыла бы его в твоей гребаной башке.
— Знаешь, девушки не должны сквернословить. Им это не идет.
Стеллаж не помог. Элис снова набросилась на меня, так что пришлось спасаться бегством. Только пробежав полпути до главной удйцы, мне удалось от нее оторваться.
На этом сцена трогательного примирения влюбленных, которую несколько последних дней я постоянно прокручивал в голове, подошла к концу. По крайней мере теперь мне ясно, что Элис до сих пор ко мне неравнодушна. Сами посудите: с какой стати так злиться и кидаться на того, кто ни хрена для тебя не значит? Это уже что-то. Хоть какое-то утешение. Что еще можно извлечь из подобной ситуации? Только крохи утешения.
Однако мой вид не у всех вызывал столь негативную реакцию. Детектив Хейнс — для вас и для меня Уизл — продемонстрировал положительный настрой, когда через пару дней дома у Терри я открыл ему дверь.
— Что, ненадолго тебя хватило, Мило? — сиял он от удовольствия.
— О чем вы?
Уизл и его друг, инспектор Росс, соблаговолили все разъяснить мне по дороге в участок. Оказалось, вчера вечером некто грабанул управляющего местного ресторана «Харвестер», когда тот выходил, чтобы положить вечернюю выручку в ночной сейф на главной улице. Уизл и Росс подумали, что я могу помочь им с исследованием — или расследованием? Никак не могу запомнить, как правильно. В общем, мы нашли тихое помещение, магнитофон и приступили к беседе.
— Говорю же, это не я.
— А мы уверены, что ты. Окажи себе услугу и признайся, что приложил руку к этому делу. В будущем тебе зачтется, — высказался Уизл.
— Сколько можно твердить одно и то же? Вчера вечером я сидел дома, — наверное, в десятый раз повторил я. — У вас ведь ничего нет? Так? Кто-то что-то спер, и поскольку вам не с чем работать, вы решили пойти простым путем: притащить сюда меня и хорошенько прижать. Даже если этот номер не пройдет, всегда можно сказать потерпевшему, что преступника задержали, но вынуждены были освободить за недостаточностью улик. И тогда вы по крайней мере не будете выглядеть абсолютно некомпетентными идиотами.