Банда
Шрифт:
Пафнутьев молча сидел в углу дивана и наблюдал за действиями оперативников. Заварзин лежал, раскинув руки, посреди комнаты и лицо его было почти таким же, каким видел Пафнутьев несколько дней назад. Вот только небольшая ранка с запекшейся кровью под правым глазом. На затылке рана была побольше, гораздо больше. Ковер был испачкан, видимо Заварзин бился в агонии на ковре. По его позе определить, где он находился в момент выстрела... Этого сделать было нельзя.
Еще раз окинув комнату взглядом, Пафнутьев вздохнул.
Третий труп, — повторил про себя Пафнутьев и не мог не вспомнить предупреждения Аркаши, — тот говорил, что жертвы еще будут. Сколько же у них там миллионов, если это уже третье убийство, — озадаченно подумал Пафнутьев. — И вообще — что на кону?
Поставив на колени телефон, Пафнутьев медленно набрал домашний номер Голдобова. Тот оказался на месте.
— Илья Матвеевич? Добрый вечер. Звонит Пафнутьев.
— Кто? — растерянно спросил Голдобов, но тут же, совладав с собой, воскликнул уже другим голосом. — Неужели вы когда-нибудь оставите меня?
— Боюсь, не скоро. Погиб ваш друг...
— Поймите, не был он мне другом! Он работал у меня и только!
— Вы кого имеете в виду, Илья Матвеевич?
— То есть, как кого?! Пахомова.
— А я — Заварзина, — негромко, но внятно произнес Пафнутьев.
— Не понял? — произнес Голдобов, но голос его дрогнул, он боялся поверить в то, что услышал. Именно это Пафнутьеву и нужно было узнать — известно ли Голдобову о смерти Заварзина. — Простите... Вы не оговорились?
— Нет.
— Что с ним?
— Разбираемся.
— Где он?
— У себя в квартире, — Пафнутьев не мог не отметить четкость вопросов, которые задавал Голдобов. Среди них не было пустых. Все по делу.
— Я могу приехать?
— Вы хотите?
— Если не возражаете.
— Не стоит, Илья Матвеевич. Наши хлопоты... Они еще продлятся какое-то время. Да и зрелище не из приятных...
— Он мертв?
— Да.
— Как это случилось?
— Выстрел в лицо. Навылет. Стон, раздавшийся из трубки, еще раз убедил Пафнутьева — Голдобов не играет, он действительно в ужасе.
— Илья Матвеевич, если позволите, один вопрос... Есть такой человек... Женщина. Назвала себя Дашей... Именно она сообщила о происшествии. Она тоже здесь. Ей немножко плохо... Вы ее знаете?
— Красивая, крупная, светлая, загорелая? — спросил Голдобов.
— Да, именно такая.
— Последнее время Заварзин часто виделся с ней. Можно сказать, что он виделся только с ней.
— Ее стоит подозревать?
— Послушайте, вы же сами сказали, что она вас вызвала!
— И все-таки! — настаивал Пафнутьев.
— Я бы не стал ее подозревать... У них слишком далеко все зашло и... И все, как бы это сказать... Простите, я сбиваюсь... У них все было безоблачно. Нет, оставьте ее в покое. А что, разве больше некого подозревать?
— Найдем, Илья Матвеевич, — сказал Пафнутьев. — Всего доброго. Утром буду у вас.
Пафнутьев озадаченно крутнул головой и, поставив телефон на диван, прошел на кухню. Светловолосая девушка сидела на слишком маленькой для нее кухонной табуретке и неотрывно смотрела в стенку прямо перед собой.
— Опять я, — сказал Пафнутьев, присаживаясь рядом. — Даша, не думайте, что я вас не понимаю. Но я обязан что-то делать, вы уж простите. Просто я обязан куда-то мчаться, ловить, хватать... Поднатужьтесь, пожалуйста, ответьте на два-три вопроса, и я уйду. Идет время, Даша, и злодей уходит все дальше. И поймать его все труднее... Задам вопрос, ладно?
Девушка кивнула и только по этому ее жесту он убедился, что она его слышит.
— Сколько вас было в квартире?
— Двое.
— И никого больше, ни единой души?
— Только двое.
— Кто-то входил, уходил, посещал вас... Почтальон, слесарь, милиционер... Обычно эти люди не вспоминаются..
— Никого не было.
— Вы что-то затевали на этот вечер?
— Ужин... — она беспомощно махнула рукой. — Ужин... — Даша обвела глазами кухню, где все стояло в неприкосновенности — тушка кролика и две бутылки сухого вина.
— Заварзин никуда не торопился?
— Нет... У нас долго не получалось встретиться, он все время был занят, а сегодня сам позвонил... Давай, говорит, повидаемся... Давай, говорю... Он сказал, что у него все есть, брать ничего не надо... И действительно — вино, мясо, сыр, рыба...
— А почему вино не в холодильнике? — спросил Пафнутьев. — Белому вину положено быть в холодильнике. Тем более в такую жару...
— Оно и было в холодильнике... Я его вынула, уже на стол собиралась поставить... И слышу — в комнате грохот...
— Грохот?
— Ну, да... Такой, когда, знаете, падает человек... Я бросилась в комнату, а он катается... И это... умирает, — она обхватила лицо руками.
— А выстрел? Выстрел не слышали?
— Не было выстрела.
— Да, — Пафнутьев был явно озадачен. — Может быть, тихий... Вроде щелчка... А?
— Не слышала... А вот грохот был... Я бросилась к нему, думала, что он упал и ударился, но когда перевернулся лицом вниз, я увидела затылок... Там сплошная дыра...
Пафнутьев помолчал, давая возможность Даше справиться с рыданиями, прошел в комнату, еще раз все осмотрел, и взгляд его упал на опрокинутую табуретку. Он только сейчас увидел ее. Табуретка была явно лишней в этой ухоженной дорогой квартире. Мягкая мебель, полированные поверхности, золотистые шторы, видеотехника... И табуретка. Он подошел к ней, присел на корточки и, не прикасаясь, начал рассматривать. Нет, ничего особенного он на ней не увидел.