Банда
Шрифт:
Пафнутьев хотел что-то ответить, но смолчал. Не хотелось ему сейчас вступать в спор, для этого будет другое время. Да и пришел он не за этим.
— У тебя сложности, Паша, — проворковал Халандовский, снова наполняя пивом свой стакан. — Говори.
— Боевики Голдобова...
— Ну? — насторожился Халандовский.
— У них есть укромный уголок? Берлога? Халандовский поправил ручку, отодвинул какие-то бланки, подняв голову, надолго уставился в высокое окно.
— Мне бы не хотелось говорить на эту тему, Паша, — наконец произнес он. — Извини.
— Жить хочется?
— Вот и опять ты, Паша, попал в самую
— Послушай, — Пафнутьев положил руки на стекло стола, как и хозяин кабинета. Их лбы почти соприкасались, смотрели они друг на друга исподлобья, но без зла. — Послушай... Голдобова нет. Он отлучился и, похоже, надолго. Заварзин вроде бы того, что боевиками слегка командовал... Его тоже нет. И не будет. И боевики... Они уже больше таковыми не являются. Это разбегающееся хулиганье.
— Ошибаешься, Паша. Человек, который прошел школу Голдобова, всегда найдет себе приличное место. Кстати! — неестественно оживился Халандовский, откидываясь на спинку стула. — У тебя есть машина?
— Личная? Нет. А государственная стоит у твоего гастронома.
— А вот это напрасно. Не надо свои машины ставить у моего заведения. Я уже говорил.
— Виноват, — Пафнутьев положил ладонь на руку Халандовскому. — Виноват.
— Жаль, что у тебя нет машины. А то я мог бы порекомендовать тебе очень приличное место по ремонту. Они и перекрасить могут, и запчасти достать, каких ты нигде не достанешь... И вообще, там работают отличные ребята.
— Работали.
— Что так?
— Мимо, Аркаша. Они свое заведение закрыли. На неопределенное время. Я с ними немного познакомился.
— И жив? — радостно изумился Халандовский.
— Жив, хотя на прицеле уже был... Целый час на прицеле.
— Что же им помешало спустить курок?
— Это одна из загадок...
— Если ты целый час был под прицелом, а курок так и не спустили, — рассудительно проговорил Халандовский, — значит, что-то у них разладилось. И Заварзин опять же, и Голдобов опять же...
— Ну, вот видишь, ты и сам все понял.
— Эх, Паша, если б ты знал, как мне жаль Голдобова, — скорбно проговорил Халандовский, но лицо его при этом приобрело необыкновенно хитрое выражение. — Золотой был человек, щедрый, душа широкая, для друзей такие столы закатывал... Ты никогда не был у него на даче?. О, Паша! — Халандовский свел ладони вместе, приблизил их к лицу и, закрыв глаза, тихонько завыл.
— Для меня, Аркаша, не бывает угощения выше и дороже, чем то, которое я ощутил на себе как-то вечером!
— А! — с неподдельным презрением крякнул Халандовский. — Это ты говоришь по невежеству, потому что не был на даче у Голдобова, — и он поднял мягкий мохнатый указательный палец, пытаясь подчеркнуть и придать значение своим словам. — Участок, — продолжал восторженно стонать Халандовский, — подсобные помещения, подвальные...
Пафнутьев наконец понял. Халандовский называл дачу Голдобова. “Боже, но он боится даже здесь! Даже в своем кабинетике не может говорить откровенно! — поразился своему открытию Пафнутьев. — Ну что ж, может быть, он и прав. Ведь и я могу говорить только намеками... Как и все мы, как и все мы... Это урок, Паша. И кто тебе его преподает? Директор гастронома. Мудрец, вор и пройдоха. И он же — твой лучший друг."
Андрей понимал, что напрямую выскочить на Никольское шоссе ему не удастся и решил пробираться пустырями, переулками частных пригородов. Но в одном месте ему все-таки пришлось проскочить через оживленный перекресток. Пристроившись сзади к тяжелому самосвалу, он шел за ним на расстоянии одного-двух метров. Хорошо, что тот хоть не гнал на большой скорости, а то запросто можно было врезаться при неожиданном торможении. Когда до гашишного поста оставалось около ста метров, Андрей начал потихоньку обгонять самосвал с таким расчетом, чтобы тот прикрыл его от бдительных гаишников.
Все получилось как нельзя лучше — мимо поста он проехал рядом с самосвалом и тут же пошел на обгон. Его заметили, когда он был уже далеко впереди. В зеркало Андрей видел, как рванулся в будку гаишник, но он уже не опасался его — впереди было несколько развилок и вряд ли они догадаются, куда именно он свернет.
Семнадцатый километр оказался неожиданно близко. То ли он шел с сумасшедшей скоростью, то ли не замечал предыдущих километровых столбов, но Андрей успел сбавить скорость, только когда мимо промелькнул указатель с цифрой “семнадцать”. А вот и поворот направо — все правильно, Лариса точно описала дорогу. Пошли заборы. Андрей медленно ехал по тихой улочке, — высматривая зеленые ворота с голубками. И он их увидел. Ворота оказались высокими, закрывались внахлест, без щели. Калитка тоже была железная. На ней не было даже ручки, только сбоку, почти неприметная кнопочка звонка.
Поколебавшись, Андрей решил не звонить. Прокатил мотоцикл до соседнего участка — там шло строительство и ворота были лишь чуть прикрыты. Он поставил мотоцикл во дворе так, чтобы его не было видно с улицы, осмотрелся. То ли строители закончили раньше времени, то ли и не начинали в этот день.
Забор, отделяющий голдобовский участок от соседнего, был совсем простой — штакетник, правда, был набит плотно, без просветов.
Перемахнув через него, Андрей оказался в густом кустарнике. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, а дача выглядит безжизненно, он переместил пистолет на спину, запихнув его под ремень. Что-то подсказывало ему, что такая предосторожность не помешает.
Обойдя двухэтажный бревенчатый дом со всех сторон, он убедился, что войти можно только с главного входа. Медленно поднявшись по ступенькам крыльца, подергал дверь — она оказалась запертой.
И тогда постучал. Ни единого звука не раздалось в ответ, но по каким-то признакам Андрей понял, что в доме есть люди. Постучал еще раз — сильно, по-хозяйски. В доме от этих звуков должно было все грохотать.
— Кто? — Андрей узнал голос Подгайцева.
— Свои. Открывай.
Дверь распахнулась. Подгайцев стоял в майке и трусах. Слегка покачиваясь. Похоже, пьян, но не сильно.
— А, Андрюшенька... Явился не запылился... Проходи, дорогой, а то мы уж тут заждались...
В глубине коридора из двери показалась толстая физиономия Феклисова. И Андрей шагнул внутрь дома. За спиной Подгайцев возился с дверью, снова запирая ее на несколько замков. У самой двери, из которой просачивался свет, Андрей остановился. В этот момент Подгайцев настиг его и, распахнув дверь, с силой толкнул в спину, успев подставить ножку. Не удержавшись, Андрей с грохотом ввалился в комнату, и, пролетев через все ее пространство, упал на пол у противоположной стены.