Бандит с Черных Гор
Шрифт:
– Неужели?
– Это притча об одном взрослом мужчине, который ни на кого не хотел работать, кроме как на одного своего хозяина.
– Ну и что? Что вы хотите сказать этим? А, Морроу?
– Меня принял Билл Гатри. Он будет давать мне задания, и он же, я полагаю, будет увольнять меня со службы, – мирно проговорил Дюк. – Вас это не устраивает?
Стив старался уничтожить его взглядом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы составить истинное представление о характере нового работника, после чего бешеная злость охватила его.
– Что вы себе… – начал было он.
– Стив! – оборвал его дядя. – Не растрачивайся на пустые слова. Молодому
Стив ядовито глянул на дядюшку, круто развернулся и исчез. Горячая волна ненависти охватила Дюка. Все жилки его тела дрожали от желания схватиться с кем-нибудь. Незадолго до этого он совладал со стремлением броситься в погоню за братом Дадди Мартина. Боль от разбитой его кулаком губы была мелочью по сравнению с муками, охватившими его душу. Поэтому он совершенно искренне пожалел о том, что Стив беспрекословно выполнил дядюшкин приказ и отказался от сопротивления. Но радовало Дюка то, что старый Билл Гатри опять улыбался.
– Еще ребенком, – произнес старик, – мне страшно нравилось возиться с цыплятами. Дьявол меня побери, если молодые петушки не любят хорошую драку просто ради самой драки! Для них драка – все равно что хлеб насущный. Не из таких ли и вы петушков, а, Дюк?
Подразумевалось, что ответа на этот вопрос не потребуется. Он подошел ближе и положил ладонь на плечо молодого человека.
– Не обращайте внимания на Стива. Такой уж он есть, этот Стив. Не понимает, что есть вещи похуже суда Линча. И невдомек ему, что хуже всего человеку бывает, когда он остается один против всего мира. Я понимаю, сынок, что ты ощущаешь. Все, что я могу посоветовать, – не погоняй! Терпение и еще раз терпение, и эта толпа пойдет за тобой, сынок. Они будут стеной стоять за тебя, точно так же, как сегодня готовы были дружно растерзать.
– Они? – спросил Дюк, указывая пальцем на последнего всадника, в этот момент скрывающегося за горизонтом. – Напрасная трата времени – считаться с их мнением. Если люди сворой бросаются в погоню, их ничто не отличает от стаи койотов. Если один из них начинает лаять, лает вся стая, не задумываясь о причине. Толпа не может думать. Она может повесить кого-нибудь или убить, но думать она не может!
– Совершенно верно, – согласился ранчер. – Уста молодого человека произнесли абсолютную истину!
Его слова, вежливое обхождение словно наложили благодатную повязку на израненную душу Дюка. Кроме того, излив в словах свое бешенство, Дюк отказался от силовой акции, и приятное расположение духа охватило его. Он тут же принял решение сконцентрировать все свои силы на долгом поиске, в который вскоре должен был отправиться.
В первую очередь следовало подумать о собаках. Он как следует рассмотрит каждую псину, походит с ними па поводке, сначала поодиночке, а затем парами. Он подберет в конюшне жилистого мустанга и часами будет гонять эту животину, носясь с собаками по полям и горам. Потом оседлает нового мустанга и опять станет гонять с собаками по окрестностям. Пройдет немного времени, и он научится неплохо справляться с ними, поймет, как они работают в поиске. Он сможет отличить старательных от лентяев, трудяг от злобных забияк, выделит из своры старых кобелей, прекрасно берущих след и бесстрашно идущих по нему. Свора будет укрощена им. И если в один прекрасный день она пойдет по следам человека, тому будет не укрыться от них.
Так размышлял Дюк, пока не наступил полдень. Он уже умылся, когда в дом вошли ковбои. Он вытирал руки длинным общим полотенцем, крутившимся вокруг укрепленного на стене валика, прислушиваясь к оживленным голосам работников, шутивших, рассказывавших веселые байки. Но стоило им пройти в столовую, как мрачная туча молчания опустилась на стол. Если кто и открывал рот, то только для того, чтобы попросить соседа передать хлеб или соль, не более того. Голоса их звучали, словно пристойный шепот в церкви. Только один человек держался за столом свободно и разговаривал громко. Это был, разумеется, Стив. Все молча слушали его громкие речи. Он беспрестанно вещал вплоть до того момента, пока в самом конце обеда Уильям Гатри не задремал на своем стуле, поддавшись наконец усталости от бессонных ночей и теплым солнечным лучам, падавшим через высокое окно на его седую голову.
Легкий храп прозвучал словно сигнал. Ковбои поднялись и вышли во двор. Дюк направился за ними, но в дверях задержался и оглянулся. Он заметил, как Стив склоняется над дядюшкиным стулом.
– Проснись, дядя Билл, – тряс он его за плечо. – Проснись и иди в спальню. Ты совершенно измучился!
– Ничего, выдержу как-нибудь! – ответил Гатри.
– Не выдержишь. На тебе лица нет. Поднимайся наверх и ложись в постель, а я посижу с тобой, пока ты будешь спать.
– Ты и вправду покараулишь, Стив?
– Конечно!
– Ты хороший мальчик, Стив. Иногда, правда, слишком уж повышаешь голос, но сердце у тебя доброе!
Дюк долго размышлял над этим диалогом, занимаясь после обеда своими делами. Может быть, старый Гатри и прав. Были ведь все-таки в этом юноше и нежность, и доброта. Дюк решил отложить окончательное суждение о молодом человеке на более поздний срок.
Он оседлал Понедельника и объехал порядочный кусок владений старого ранчера. Крупный сивко окончательно набрался сил после утомительной ночной поездки.
Дюк внимательным взглядом, способным отметить малейшую подозрительную деталь, обследовал почти все ранчо. Он изучил вокруг дома каждую пядь земли, как в старые добрые времена изучал черты лица своего противника в карточной игре. И конечно, в памяти у него накрепко запечатлелось расположение комнат на этажах, расположение холмов на горизонте и расположение кустов на этих холмах. Дело клонилось к вечеру, и едва он успел обиходить Понедельника и вернуться домой, как подоспел ужин.
После ужина Уильям Гатри отвел его в сторонку. Он заявил, что Дюк сможет эффективно защитить его только в том случае, если будет спать неподалеку от него. С этой целью он предложил расположить постель Дюка в соседней комнате. Согласившись с этим, Дюк перетащил свои спальные принадлежности из барака, где ночевали ковбои. Устроив ложе в указанном месте, Дюк выкурил сигарету и завалился спать.
Спал он крепко. Но, несмотря на это, сознание его было настороже, а слух фиксировал звуки шагов на расстоянии не менее пятидесяти футов. Так что стоило Уильяму Гатри примерно в полночь застонать во сне, как Дюк вскочил на ноги с револьвером в руке, готовый к любой неожиданности. Не обуваясь, он пробрался в комнату ранчера и нашел его спящим, хотя сон, как видно, не принес ему успокоения: лицо исказила страдальческая гримаса, на лбу выступили крупные капли пота.
Дюк некоторое время смотрел на него с жалостью и удивлением, после чего вернулся в свою комнату. И после этого заснуть уже не смог. Ему хватало трех-четырех часов отдыха в день, и потому он решил обуться и немного прогуляться вокруг дома в ожидании утренней зари.