Бандитская Голгофа
Шрифт:
Но Никита не уходил. Возможно, Ульяна позвонила в полицию, а, может быть, связалась со службой безопасности «Совгоснефти»… Но ему все равно. Он хотел увидеть эту женщину, и она никуда от него не денется. Не сегодня увидится, так завтра. Времени у него много, и дома никто не держит. Да и нет у него дома, по большому счету.
Прошло не меньше часа, прежде чем дверь открылась снова. Осуждающе качая головой, Ульяна все-таки вышла на крыльцо, но калитку открыть не решилась.
— Так ведь и замерзнуть
Мороз на дворе, а у него куртка нараспашку, и голова не покрыта.
— Раньше так обвиняемых на мороз выставляли, — улыбаясь, сказал Никита. — Если околеет, значит, виновный, если нет, то не виноват.
— Где такое делали? Сами придумали? — с упреком покачала головой Ульяна.
Она ничуть не изменилась с тех пор, как они виделись в последний раз. На суде виделись, летом прошлого года.
— А как было?
— В воду, знаю, бросали…
— В какую, в ледяную?
— Тоже скажете! — поежилась она.
Никита и сам замерз, но его согревал ее мягкий солнечный взгляд и теплый, невероятно приятный голос.
— Я готов.
— Куда готовы?
— В прорубь.
— Зачем?
— Поверьте, я не утону.
— Хотите сказать, что вы ни в чем не виноваты?
— Перед вами — нет. Или да? Может, вы собирались за Пережогова замуж?
Ульяна от возмущения хватанула ртом студеный воздух.
— Я не хочу об этом даже говорить!
— Так я и не настаиваю…
— Зачем вы пришли?
— Дом хочу этот купить.
— Ну да, так я вам и поверила! — Ульяна завороженно смотрела на него.
— Я хочу сказать вам спасибо за все, что вы для меня сделали.
Ульяна потупила взгляд, открыла калитку, повернулась к нему спиной и, опустив голову, направилась к дому.
И в доме у нее почти ничего не изменилось — все те же чистота и порядок, знакомая обстановка. В камине, как в и прошлый раз, горел огонь, но, помимо этого, комнату грели и отопительные батареи. Тепло в доме, уютно, а то, что Ульяна чуралась гостя, так это временно. Глядя на нее, Никита понимал, что при всем своем желании уже не отступится от нее.
— Тепло у вас, — встав перед камином, сказал он.
— Д-да, т-тепло…
Ульяну вдруг залихорадило изнутри. Ну да, мороз на улице, а она была там в пальто на рыбьем меху.
— Замерзли?
— Сейчас согреюсь…
Она тоже встала у камина. Но этого было мало. Ей срочно нужен был горячий чай под крепкую клюквенную настойку. И еще неплохо было бы натереть гусиным жиром. И в баньку к раскаленной докрасна каменке…
Но бани во дворе не было, и его идею с растираниями Ульяна вряд ли одобрит. А горячий чай в доме точно найдется. Настойку Никита мог бы заказать на дом, если у нее ничего такого нет.
— Даже неудобно, из-за меня все…
У него вдруг возникло желание обнять Ульяну, согреть ее своим телом, только вряд ли она обрадуется этому. Он это понимал, только все равно не смог сдержать свой порыв и прикоснулся левой рукой к ее плечу. Ульяна неожиданно прильнула к нему. Инстинктивно прильнула, как женщина, нуждающаяся в мужском тепле. И он так же инстинктивно повернул ее к себе лицом. Она пугливо взглянула на него, зажмурилась и, как в омут с головой, нырнула к нему в объятия…
В себя он пришел уже в постели. Он лежал на спине, а она — на боку, с жадностью обняв его сразу двумя руками. Глаза закрыты, носик тихонько и уютно сопит, спина все еще мелко подрагивает, но холод здесь ни при чем.
Он смутно помнил, как они, срывая друг с друга одежды, переместились в спальню, как Ульяна вдруг оказалась под ним. Тело у нее поджарое, гибкое, невероятно приятное на ощупь, и столько в нем было скрытой страсти, которую Никита смог выжечь своим огнем. Ульяна, казалось, сама была удивлена, что способна на такое безумие. Стыдно ей, поэтому и прячет она глаза. Но это приятный стыд, потому на губах у нее теплится нежная улыбка.
— Ты, наверное, думаешь, что я со всеми такая, — вдруг сказала она.
— Я сейчас вообще ни о чем не могу думать, — улыбнулся он.
— Думаешь, думаешь… Герман же ко мне приходил, и ты знаешь зачем… Только до сих пор не пойму, что он во мне нашел?
— Это ты зря, — покачал головой Никита. — В тебе столько всего, что мужчине трудно устоять.
— Чего всего?
— Красивая ты, добрая, нежная… — эти слова дались ему легко, и он готов был продолжать, но она закрыла ему рот ладошкой и прошептала:
— Совсем и не красивая.
— Кто тебе такое сказал?
— Сам знаешь.
— Я тоже когда-то думал, что солнце вокруг земли вертится, а потом вдруг оказалось, что все наоборот…
— Не знаю, меня никто никогда не любил. Ну, разве что мама с папой. Сначала мамы не стало, потом папа ушел. Остался только Гена, но он меня бросил. Я тебя, сказал, никогда не любил. Я тебя только терпел…
— Кто такой Гена?
— Мой муж.
— Бывший?
— Ну, в принципе, да.
— В принципе?
— Он не хочет разводиться, его все устраивает.
— Что устраивает?
— Квартира моя устраивает. Он в квартире живет, а я здесь. С женщиной сошелся, она ему ребенка родила. Мне рожать не разрешал… — Ульяна замолчала, вспомнив, похоже, все унижения, боль и прочие мерзости, которые выпали на ее долю.
— Я разрешу, — вдруг сказал он. И Ульяна, словно в порыве благодарности, еще крепче прижалась к нему. — Идиот он, твой Гена.
Он и в самом деле не мог понять мужчину, который отверг такую чудесную женщину. Сначала затуркал, лишив ее всякой веры в себя, а затем бросил.