Бандитская губерния
Шрифт:
«Не возражаю».
Радченко же сидел прямо на столе и вытирал носовым платком пот с шеи и щек. Как объясняться с Завадским по поводу своей разрешающей Воловцову отпуск резолюции, он еще не представлял. Словом, распеканция у Завадского намечалась нешуточная…
Глава 2
В Рязань для отдохновения мозгов, или Все образуется…
Что такое три недели отпуска?
Это двадцать один день жизни в свое удовольствие, без забот, спешки и треволнений. Пятьсот часов, которыми можно распоряжаться полностью, по личному усмотрению. А это не мало, господа… Можно пролежать все эти пятьсот часов на диване, отдыхая телом и поплевывая
Иван Федорович Воловцов решил сменить обстановку.
На следующий день после получения резолюции «не возражаю» на свой рапорт о предоставлении отпуска судебный следователь по наиважнейшим делам купил билет, сел в вагон второго класса и отбыл по «чугунке» в славный город Рязань, где у него и правда проживала родная тетка по отцу Феодора Силантьевна Пестрякова, в девичестве, естественно, Воловцова. Мужа, Данилу Филипповича Пестрякова, Феодора Силантьевна схоронила еще шесть лет назад, детей им Бог не послал, и жила она одна в своем домике по Астраханскому шоссе в Ямской слободе, которая уже давно входила в черту города. Рос город быстрыми темпами, особенно после того, как тринадцать лет назад был построен железнодорожный вокзал и Рязань сделалась крупным железнодорожным узлом для всей Российской империи. Шутка ли, менее чем за сорок лет, то есть всего через два неполных поколения рязанцев, число их увеличилось вдвое и достигло сорока шести тысяч человек, что весьма немало…
Вокзал Рязани встретил Воловцова шумом и суетой, мало чем отличающимися от суеты московской. Возле вокзала, недалеко от пятиглавой часовни в честь убиенного государя императора Александра Второго Освободителя, имелась извозчичья биржа, состоятельные пассажиры, которых не поджидали собственные или специально посланные к их приезду экипажи, поспешили к ней, и Иван Федорович вместе с ними.
Выбирать транспорт поудобнее и посолиднее, чем и занялись пассажиры, прибывшие первым классом, он не стал. Взял первого попавшегося лихача на рессорной пролетке с откидным верхом и, не торгуясь, согласился на два рубля с полтиною (в Москве за проезд от одного конца города в другой лихач запросил бы не менее четырех-пяти рублей).
— Это мы зараз, — весело ощерился извозчик, узнав, куда нужно ехать. — Это мы мигом! — Видно, он был доволен свалившимся на него клиентом.
Ехать пришлось вовсе не «мигом», а долго и через весь город, поскольку железнодорожный вокзал находился в Троицкой слободе, то бишь в северной части города, а тетка жила в слободе Ямской — самой южной части Рязани. Зато можно было заново познакомиться с городом, в котором Воловцов не был уже пять лет…
Лихач повернул на Московское шоссе. За несколько минут они проехали сей древний тракт, соединяющий Рязань с Москвой, пересекли Конюшенную улицу по мосточку, что по-над Павловкой-речкой, и въехали на Московскую улицу, миновав трехэтажные артиллерийские казармы рязанского гарнизона. Здесь прыть пришлось поубавить: на этой улице, хоть и весьма широкой, разного рода колесных экипажей было уже предостаточно.
Иван Федорович во все глаза смотрел по сторонам: сплошь каменные двухэтажные дома, Рязань до пожара 1837 года была деревянной, а после пожара оделась в камень. Даже тротуары вымощены не деревянными чубуками, а гранитным булыжником.
Лавки, магазины, снова лавки… Улица Московская — торговая. А вот и красавец дом купца Масленникова с нарядным лепным фасадом и башенкой-шпилем над парадным
Миновали перекресток с Селезневкой. А вот и трехэтажные «Шестиротные казармы» Волховского полка, и керосиновая лавка купца Селиванова, которого молодой новоиспеченный следователь окружного суда Иван Воловцов однажды допрашивал как свидетеля по делу кражи из соседнего с лавкой дома купца Антонова двух китайских ваз общей умопомрачительной стоимостью в триста тридцать тысяч рублей серебром. Проехав Базарную площадь и оставив по левую руку Александро-Невскую часовню, похожую на маленькую церковь, свернули на Почтовую улицу. Квартал, и поворот направо, на длиннющую Астраханскую улицу, бывшую некогда частью тракта, соединяющего Москву с Астраханью. Пройдя через Ямскую площадь, где некогда стояла Ямская застава и заканчивался город, Астраханская улица разветвлялась на Касимовское шоссе — главную улицу слободы Ямская-Касимовка и на Астраханское шоссе — главную улицу Ямской слободы, на которой и проживала тетка Ивана Федоровича Воловцова.
Ехали по Астраханской улице долго. Во-первых, протяженностью она более версты, а во-вторых — как-никак центральная улица города, и на ней есть что посмотреть…
Перво-наперво миновали монументальное здание Дворянского собрания с колонным портиком и трехэтажный угловой корпус лучшего в городе заведения гостиничного типа, содержали которое обрусевшие немцы Штейерты. Здесь, если бы с теткой Воловцову показалось неуютно или же если бы он почувствовал ее недовольство, связанное с его приездом, и намеревался остановиться Иван Федорович.
Проехали по мосту через тиноватую речку Лыбедь, что делила город на две части: Московскую и Астраханскую, и миновали классическое двухэтажное здание Первой мужской гимназии. Почему классическое? Да потому, что точно такое же здание, построенное под Первую в городе гимназию, имели Казань, Нижний Новгород и Тверь. Затем проехали мимо корпуса мужской прогимназии и частной гимназии Радушкевича.
А вот и приземистый двухэтажный «банковский дом», где находились филиалы Торгового и Русского торгово-промышленных банков. Вся купеческая Рязань — тут, не извольте беспокоиться…
Через квартал — отделения Дворянского и Крестьянского земельных банков. За ссудой под залог земли — пожалуйте сюда, в двухэтажный особняк с парадным фасадом и башенкой-куполом. В бытность свою в Рязани Воловцов никогда не бывал в этом здании: и закладывать было нечего, и ссуду брать не под что. А вот угловое двухэтажное здание Окружного суда, что они проехали ранее, Ивану Федоровичу очень даже знакомо, его Воловцов посещал исправно в течение четырех лет своей службы судебным следователем у окружного прокурора Рязани коллежского советника Александра Александровича Воронина. А теперь он и сам коллежский советник, которому до статского советника, ежели его превосходительство прокурор Московской Судебной палаты слово свое сдержит, — рукой подать.
Купеческие особняки с каменным первым этажом, отданным под лавки и склады, ухоженные мещанские домики с квартирами под наем, околоточный полицейский участок, Пожарный двор с каланчой и казармами и, наконец, каменные столбы-башенки старой Ямской заставы, говорящие о том, что, собственно, город кончился, и началась Ямская слобода.
Нет, это была не та слобода с ямскими хибарками, в которых ютилось многочисленное ямщицкое семейство, кормившееся с огородов. Эта Ямская слобода лет сорок как канула в Лету… Теперь это была слобода купеческих и мещанских домов, часто в два этажа, со своею Николо-Ямской церковью в просторечии, и церковью во имя Святого Николая Чудотворца в официальном обращении.