Бандитские звезды гаснут быстро
Шрифт:
Карине стало неуютно от этой мысли. Он будет ласкать ее. Да, пусть это случится, она перетерпит ради счастья. Это же будет красиво, очень романтично. Он снимает брюки. Носки!.. Фу! А там волосатые ноги. Потом он снимает трусы… Фу-у, какая гадость!
Карина вскочила и обо что-то ударилась головой. В голове было тяжело, глаза болели так, что их почти невозможно было открыть. Во рту неприятный привкус.
«Я что, перебрала вчера? А где я была? Опять в клубе? Черт, где я нахожусь, что это, сарай? Станки какие-то, деревом пахнет, тусклые пыльные окна, стружка. Я лежу на каком-то диване, старом и грязном. – Карина снова попыталась встать, но теперь поняла, что привязана за поясницу. – Что это? Какой-то брезентовый пояс и веревка сзади. А я привязана к потолку? Где я? Что со мной? Что произошло? Юра! Юрочка! Меня похитили, я в плену! Помогите же кто-нибудь!»
Карина вскочила, опрокинулась на спину от рывка веревки, больно ударилась локтем и заплакала. Она не позволяла себе ничего подобного уже много лет. Слезы лились и лились, она рыдала, как в детстве, когда ей было обидно или больно. Сейчас Карина понимала, что она здесь одна. Никто не придет ей на помощь. Юра ничегошеньки не знает.
Сквозь слезы, пелену обиды и страха она стала вспоминать о том, что сама сбежала из дома, ушла по берегу реки на дачу к подруге. Да, но потом за ней приехал Юра! С ним были Наташка и этот непонятный Антон. Они много говорили, несли всякую чепуху, и Карина вернулась с ним домой. Она сделала это только потому, чтобы остановить бессмысленный словесный поток.
А потом? Что было вслед за этим? Ведь что-то происходило. Она помнила, как Юра сидел рядом с ней, гладил по спине и говорил что-то занудное. Лучше бы он только гладил и молчал. Это было так здорово, эти его поглаживания. Как тогда, когда они еще не были женаты. Рука у него мягкая, добрая и ласковая. Карина всегда млела от его прикосновений к спине. Если честно, то она даже возбуждалась, но стеснялась ему об этом сказать, поэтому сидела в такие минуты тихо, как мышка, и слушала свое тело. Вчера он все испортил словами, хотя все равно было приятно. Юра не понял ее состояния, он решил, что Карине лучше остаться одной.
Она сидела одна в темноте. Карине было так тоскливо и страшно, что она решила на все наплевать! Надо снова курнуть травки, тогда все сразу пройдет. Будет легко и свободно, очень хорошо. Она полетит над землей или очутится в волшебном райском саду, будет испытывать счастье, купаться в наслаждении и покое. Никакого страха и одиночества. Ей будет хорошо. Это ощущение приходит по-разному, но оно всегда приятно.
Она сидела в кресле у открытой двери, ведущей на лоджию, а перед ней стоял столик. В пепельнице как будто специально лежала белая сигарета.
Что это? Да это же косячок, набитый не табаком, а тем, чем и нужно. Откуда он здесь? Плевать, неважно! Сама когда-то принесла и забыла. А теперь…
Да, она тогда схватила сигарету, понюхала ее, обрадовалась, прикурила. Сначала закружилась голова, все поплыло… Потом она ничего не помнила. Сильное течение несло ее куда-то по каким-то тоннелям. То свет, то тьма. Ей было больно, ее трясло. Зато когда тряска прекращалась, Карине становилось хорошо.
Да, в этот раз она испытала от травки что-то необычное. Может, это от частого употребления? Вдруг это эффект от привыкания, так разрушается ее психика?
Но сейчас Карине было плевать, даже если она через час просто умрет. Она отняла руки от лица и вытерла слезы.
Это уже не галлюцинация, а реальность. Она и вправду находится в каком-то помещении и очень больно ушибла локоть. Это же какая-то сволочь подложила ей сигарету с наркотиками! Кто-то подмешал туда еще чего-то, чтобы она вырубилась. Вот чего боялся Юра, вот оно, похищение!
Женщину тут же переполнила злость. Муж ведь не верил в это, а Антон все время говорил, предупреждал об опасности! Его никто не слушал. Дура! А она еще тогда в ресторане этих уродов на него натравила. А как он их лихо!.. Главное, все время ее собой прикрывал, как будто ей угрожала опасность. Ведь Антон реально думал, что это на нее нападали, и защищал! Вот дура! А как приятно, когда тебя закрывает собой от опасности мужчина! Дура, дура…
– Дура! – заорала Карина на весь сарай и сразу почувствовала себя в реальном мире.
Гулкое эхо отдалось под сводами заброшенного пыльного помещения. Встрепенулся голубь, залетевший сюда неизвестно откуда, и принялся метаться под высоким потолком. Он летал, задевая крыльями за стропила, бился о грязное оконное стекло, делал все это с таким отчаянием и обреченностью, как будто ему было все равно: пробить, в конце концов, стекло и улететь или разбиться в кровь и умереть.
Карине стало страшно и одиноко. Этот безумный голубь действовал на нервы, неизвестность, конечно, тоже.
Шаги? Да, так и есть! Сначала раздался скрип двери, но она его пропустила, забывшись в тяжелой дреме, а теперь кто-то шел по пустому цеху. Радоваться, прятаться? Куда и как? Лучше хоть какое-то объяснение, чем ужасная неизвестность. Как страшно-то, господи!
Тут блеснул лучик надежды. Нет, не блеснул, да и не лучик… Это был удар света, надежда вспыхнула ярким пламенем.
Володя Шорохов! Как? Страх снова сдавил грудь, надежда померкла и тут же бросила несчастную женщину во тьму страха и безысходности. Тот самый Шорохов, которого Антон поймал с ее трусиками. Да, садовник тогда стоял красный, злой, прикрываясь полотенцем, а Антон сидел и сверлил его взглядом. Ее мокрые трусики очень красноречиво лежали на полу, на рабочих штанах Шорохова. Это было так понятно, весьма красноречиво. А она, дура, подозревала Наташу. Дура, дура, дура!
– Кариночка, – хрипло прошептал садовник. – Родная моя. Я так долго молчал, скрывал от тебя…
– Уйди, – высоким от ужаса голосом крикнула женщина. – Пошел вон, грязная скотина!
– Нет, не гони меня. – Шорохов упал на колени перед старым диваном, на который с ногами забралась Карина. – Что хочешь делай, только не гони. Прости, ругай меня, обзывай последними словами, но только не гони. Я люблю тебя, всегда любил. Я с ума сходил, когда видел тебя, когда ты проходила мимо, и я ощущал запах твоих волос, кожи, шелест юбки…
– Замолчи! – Карина зажала голову ладонями. – Ты меня сюда притащил, урод! Это все твоих рук дело. Какая гадость, какая грязь!
Слышать из уст этого человека про запах ее кожи, про шелест юбки и помнить, что он делал с ее нижним бельем, было невыносимо, страшно и гадко! А Шорохов все ближе и ближе пододвигался на коленях к женщине. Голос его все больше и больше дрожал, а глаза полыхали нездоровым блеском.
Еще Карина поняла, что Шорохов пьян. Она никогда раньше не видела его в нетрезвом состоянии. Да и теперь опьянение было заметно только по небольшому нарушению артикуляции и нездоровому блеску глаз.